Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Эдик вернулся, и они засобирались уходить, Камышев от души поблагодарил его родственников за теплый прием, хотя в желудке у него, по ощущениям, было не меньше пяти килограммов мяса, хлеба и разносолов. Радушные абхазы, судя по широким улыбкам и приглашению заходить почаще, остались довольны гостем.
Глава 6. Необъявленный визит
Матвеича они отпустили, да и смысла не было его держать — от дома Эдика до отделения было от силы пятнадцать минут ходу. Всю дорогу они молчали, усиленно переваривая съеденное, и вновь заговорили только в кабинете Величука. Самого майора до сих пор не было, из чего следователи сделали вывод, что первый секретарь андроповского райкома все-таки вынул душу из Платона Григорьевича.
— В общем, Валера, я предлагаю переместиться ко мне в кабинет, — Эдик покрутил головой. — Мне тоже дела нужно подбить — показания учителей и пятиклассника подшить. На своей территории мне это было бы сподручнее, да и тебе, уверен, тоже. А то Величук рано или поздно вернется, и…
— Слушай, он у вас всегда такой услужливый? — Камышев все-таки решил задать этот вопрос, чтобы прояснить ситуацию. — Или это из-за моего приезда? Все-таки странно — майор, и так перед старлеем бисером рассыпается.
— А! — Апшилава махнул рукой. — Григорьич у нас мужик хороший, но действительно мямля. Я тебе так скажу, что у него не особо выходит руководить. Ему бы вся стать в полях следы брать — он оперативник от бога. Когда в операх ходил, прям горел работой, а как майора получил и в начальственное кресло сел, быстро скис.
— И за чем же дело стало? — удивился Валерий, хотя похожие истории о прозябающих на должностях следаках ему были известны. Тех, как правило, назначали добровольно-принудительно, желая перенести их опыт на целые отделы. Только если у кого-то и впрямь получалось, то другие откровенно скучали, мечтая вернуться на передовую. Величук, как предположил Камышев, был скорее всего из их числа.
— Он сейчас на ковер к своему тестю поехал, — рот Эдика тем временем разъехался почти до ушей, когда он принялся объяснять ситуацию с майором. — Григорьич наш женат на дочери первого секретаря райкома, вот и попросил себе непыльную должность сразу после свадьбы. Тесть отказал, но наш Величук не сдался. Говорят, он тогда бабку похоронил, так в ее тетради нашел заговор на убеждение. Вот и использовал: убил черного петуха, сварил настой из его головы, а потом вылил его в водку и с ней снова поехал к родичу. Просидели они тогда всю ночь, песни пели, а наутро ворожба и сработала. Получил Григорьич и звезду на погоны, и свою нынешнюю должность, хоть и зря, как я тебе говорил. Не его это место.
Камышев мысленно вздохнул. Если отбросить историю с бабкой и заговором, речь шла о самом банальном кумовстве. Даже если Величук и варил зелье из петуха, подействовало на его тестя точно не оно. Скорее первому секретарю райкома не хватало ручного милицейского начальника, и зять на эту роль подходил идеально. А отказал он ему поначалу для отвода глаз.
Немного обсудив семейственность, которая по заветам Ильича только вредит делу, в итоге они все же переместились к Эдику, заперев кабинет Величука и сдав ключ дежурному — старшему сержанту Николаю Бредихину, а для своих, коим постепенно становился Валерий, Коляну. Апшилава определил коллегу за свой стол, сам притулился за тумбочкой, и оба с головой ушли в работу.
Камышев внимательно изучал каждый подшитый листок со свидетельскими показаниями, каждый протокол, заключения экспертизы, фотографии, схемы, даже карандашные наброски потенциальных подозреваемых. Но ничего действительно важного, такого, за что можно было бы зацепиться, ему не попадалось. За окном начало темнеть, небо затянуло осенними тучами, закрапал мелкий печальный дождик.
За дверью периодически кто-то грохал ботинками, один раз процокали женские каблучки, звенели ключи — милиционеры расходились по домам. Эдик, который, по его собственным словам, вынюхивал след аж с шести утра, в итоге начал клевать носом и вежливо откланялся. Камышев, не отрываясь от пухлой папки с делом черной «Волги», покивал на прощание и вновь погрузился в чтение.
Величук после головомойки от тестя так и не вернулся, и в здании в итоге остались только следователь из Калинина и дежурный Колян. Ближе к десяти вечера Валерий почувствовал, что голова у него уже не просто кипит, но вот-вот взорвется, и решил выйти на свежий воздух. Курить он недавно бросил, но сейчас ему вдруг остро захотелось затянуться. Он вышел из кабинета, хлопая глазами и стараясь прогнать летающие перед ними мушки, заглянул к Коляну и, к собственной радости, угостился «Примой».
Едва распахнулась дверь на тугой пружине, как в лицо Камышеву пахнуло сентябрьской прохладой. Он поежился, но быстро привык к уличной температуре и чиркнул заблаговременно припасенной у все того же Коляна спичкой. Закурив, Валерий повернул голову в сторону выезда со двора отделения и замер. В створе пока еще распахнутых ворот темнело блестящее от капель дождя крыло черной легковушки. Хромированные молдинги, знаменитый газовский олень на выступающем вперед капоте, характерные боковые обводы — не было никаких сомнений, что прямо перед воротами отделения милиции стояла двадцать первая «Волга» с работающим двигателем.
Чувствуя, как в груди колотится сердце, Камышев нащупал на поясе кобуру с табельным пистолетом, расстегнул, вынул «Макаров». Он помнил, что в номенклатуре Андроповска «двадцать первых» не числится. Значит, это они — те самые преступники в шляпах, как их описывают дети. С очень и очень высокой долей вероятности. Но что им надо? Зачем они здесь? Потешаются над советскими органами правопорядка, показывают, что всесильны? Ну, нет, граждане!
Злость придала Камышеву сил и уняла первичный испуг. Жаль, никого больше нет, брать придется одному. Если бежать за Коляном, эти могут воспользоваться ситуацией и улизнуть. Валерий решительно вышел за распахнутые ворота, остановился, чтобы видеть машину, но при этом не стоять у нее на пути — кто знает, что придет неизвестному водителю в голову. Движок у «двадцать первой» мощный, так что вариант надавить на газ и сбить незадачливого следака прямо-таки напрашивался…
Фары «Волги» были выключены, несмотря на темноту, и это придавало машине еще более мрачный вид. Валерий всмотрелся в боковые окошки, но