Сзади послышался слабый храп.

Пошарив за сиденьем, Лени вытащила свой рюкзак. Сосуд для линз лежал на самом дне — жертва хрони­ческого пренебрежения. Она долго держала его в руке, прежде чем открыть.

Каждая линза полностью закрывала роговицу и даже больше. Они сидели плотно и, когда Кларк начала их снимать, словно потянули за собой глазные яблоки, а по­том оторвались с легким хлопком.

Впечатление было такое, словно она не просто сняла линзы, а вытащила себе глаза — как будто ослепла. Или вновь оказалась на дне океана, там, где не было ника­кого света.

Не сказать что это было так уж неприятно.

Поначалу все погрузилось во тьму; пока фотоколлаген пахал за двоих, радужка обленилась, но через некоторое время вспомнила, что надо бы расшириться. Пустоту впе­реди осветил темно-серый мазок: это слабый ночной свет проникал сквозь ветровое стекло.

Лени на ощупь выбралась из лазарета и прислонилась к его боку. Закрыла дверь так мягко, как могла. Ночной воздух охладил руки и лицо.

Краем глаза она заметила какое-то размытое пятно, которое исчезало, стоило на нем сосредоточиться. Ско­ро Кларк уже смогла отличить небо от вершин деревьев. Мутная клубящаяся серость над зубчатой тенью, казав­шаяся чуть ярче на востоке.

Лени отошла на пару метров от машины и оглянулась назад. Невероятно плавные края Мири чуть ли не свер­кали на фоне этого фрактального ландшафта. На западе, сквозь разрыв в облаках, Кларк увидела звезды.

Лени шла дальше.

Из-за отсутствия света она раз шесть спотыкалась о корни и ямы. Но цветовая гамма практически не отли­чалась от той, что Кларк видела в линзах: серое на сером и черном. Только контрастность и яркость поубавились.

Когда небо начало светлеть на востоке, она увидела, что взбирается по оголенному, усыпанному гравием скло­ну холма с торчащими повсюду пнями — старой лесосе­ке, которая так и не оправилась от потерь. Ее вырубили задолго до того, как Бетагемот вышел на сцену.

«Все умирает», — сказала тогда Кларк.

А Уэллетт ответила: «Все и так умирало...»

Кларк посмотрела вниз на пройденный путь. Мири стояла, как игрушка, на краю старой лесовозной дороги. Коричневые деревья выстроились по ее дальней стороне и вокруг холма, на котором она стояла. На росчисти, где поднималась Лени, их спилили подчистую.

Внезапно у нее появилась тень. Протянулась вниз по склону силуэтом убитого великана. Кларк оберну­лась: сияющее красное солнце перевалило через кромку холма. Ребристые облака наверху цветом напоминали радиоактивного лосося. Глядя на них, Лени вспомнила оставленный волнами гофрированный рельеф на пес­чаном дне, но настолько ярких красок она никогда не видела.

«Может, не так уж и плохо терять зрение каждую ночь, — решила она, — если оно вот так возвращается к тебе каждое утро».

Мгновение, конечно же, прошло. У солнца было всего несколько градусов — узкая полоска чистого неба между лежащей внизу землей и облаками, плывущими сверху. За несколько минут оно поднялось в тяжелую слоистую хмарь, померкнув до бледного пятнышка в безликой се­рости.

«Алике», — подумала Кларк.

Скоро проснется Уэллетт, готовясь к еще одному бес­цельному дню, проведенному в служении общему бла­гу. Делая добрые дела, которые не имели ни малейшего значения.

«А может, дело не в общем благе, — подумала Кларк. — А в общей нужде».

Она начала спускаться с холма. Когда Кларк добра­лась до дороги, Уэллетт уже встала. Она мигала, щурясь от утреннего света, и замигала еще больше, когда увидела глаза рифтерши.

— Ты говорила, что можешь меня научить, — сказала Кларк.

ЗВЕЗДОЧЕТ

«Она нормальная, Дэйв, — Така говорила с покойным мужем. — Поначалу пугала, конечно; Крис бы от одного взгляда на нее пулей вылетела из комнаты. В общем, не душа компании. Но с ней все в порядке, Дэйв, поверь. И коли ты не можешь быть со мной, она, по крайней мере, свою долю работы выполняет».

Мири ехала по шоссе 1-95 сквозь ветхие останки горо­да под названием Фрипорт. Тот умер, когда исчезла рыба и туристы, задолго до того, как Бетагемот все расставил по своим местам. Оказавшись в южной части города, они свернули на боковую дорогу, по которой добрались до уединенной бухты. Така обрадовалась, увидев, что чах­лый лесок у приливной полосы все еще зеленеет, и даже махнула деревьям рукой.

— А почему именно здесь? — удивленно спросила Лори, когда они высаживались из машины.

— Электрический угорь.

Така открыла крышку зарядки на боку машины и, вытащив розетку, направилась вниз по склону. За ней тянулся кабель. Из-под ног сыпалась в воду галька.

Лори подошла вслед за ней к кромке воды:

— Ну и что?

— Где-то на дне. — Опустившись на колени, Така вытащила сирену из кармана ветровки и опустила ее в воду. — Надеюсь, этот хмырь еще приходит на зов.

В двадцати метрах от берега со дна поднялись пузырь­ки. Спустя мгновение на поверхности показался угорь и, извиваясь, поплыл к ним, оранжевый и змееподобный. Он выполз на берег возле ног Таки — гигантский све­тящийся сперматозоид с хвостом, уходящим в глубину. У него были даже клыки: голову уродовал металлический рот с двумя зубцами.

Она подключила розетку. Голова загудела.

— Их припрятали то тут, то там, — объяснила она, — чтобы мы не полностью зависели от подъемников.

Лори смотрела на спокойную поверхность воды в бухте.

— Блок Балларда?

— ЦЕЗАРБ-реактор.

— Шутишь.

Така покачала головой:

— Автономный, саморегулирующийся, безотходный. По сути просто большой блок с парой охлаждающих ре­бер. Стоит опустить его в водоем, и он сразу заработает.

У него даже панели управления нет — он автоматически подстраивает напряжение под подключенную линию.

От удивления Лори даже присвистнула.

Така подняла плоский камень и пустила его прыжка­ми по воде:

— А когда Кен появится?

— Это зависит...

— От чего?

— От того, добрался ли он до Портленда. — А потом Лори как-то нерешительно добавила: — И от того, не бросил ли он нас в Пенобскоте.

— Не бросил, — сказал Кен.

Они обернулись. Он стоял у них за спиной.

— Привет. — Выражение лица Лори не изменилось, но тело, казалось, еле заметно расслабилось. — Как все прошло?

Тот покачал головой.

Как будто и не было прошедших двух недель. По­явился Кен, такой же зловещий и непонятный, и Лори тут же поблекла. Изменение было едва заметным — она стала держать себя чуть жестче, чуть меньше проявляла эмоции, — но Таке все равно что пощечину залепили. Женщина, которую считала союзницей и даже подругой, исчезла. На ее месте стоял тот человекоподобный шифр, с который Уэллетт впервые столкнулась на склонах тле­ющей пустоши четырнадцать дней назад.