— Как насчет Авроры?

— Она смотрит фейерверк, а потом ночует у подруги. А я уже знаю, что сегодня ночью твоя бабушка присматривает за малышами.

Она сделала глубокий вдох. Ощутила твердость его мускулов под своей рукой.

— Я сейчас вернусь, — сказала она и ускользнула. Пересекая павильон, она схватила за руку Вивиан и затащила ее в женский туалет.

— Он хочет отвезти меня домой, — сказала она, практически бездыханно. — Что же мне делать?

— Ну, вы можете взять две машины или одну оставить здесь и забрать ее утром…

— Это не то, о чем я спрашиваю, и ты это знаешь. — Ее глаза заблестели слезами, и она схватила бумажное полотенце, чтобы вытереть их.

— Дорогуша, множество девушек плачут из-за Уилла Боннера, но не потому, что он хочет отвезти их домой.

— Ах, Вив. Ты знаешь, почему я напугана. Я не могу сделать это словно жаворонок. Это так много значит. Я так ужасно провалилась с Джеком. Как я могу быть уверена…

— Ты и не можешь, — сказала ей Вивиан, подталкивая ее к двери. — Никто не может, но почему, ради бога, ты позволяешь этому встать у себя на пути?

Они могли видеть фейерверк с парадного крыльца, вспышки звезд отражались в недвижных водах бухты. По радио играл приглушенный джаз, и Уилл открыл бутылку шампанского. Он приготовил заранее бутылку в ледяном ведерке — просто на всякий случай, сказал он ей.

На случай пожара, думала она, вскрывая бутылку. В ее уме складывался комикс.

Они чокнулись бокалами с шампанским.

— Итак, — сказал он, мягко прижимая ее к перилам крыльца. — Вот мы и вместе. — Обрамленный вьющимися розами и белым орнаментом крыльца, он выглядел словно ее сон.

— Я боюсь, — выпалила она, с сожалением отодвигаясь, все еще ощущая, как его тело прижалось к ее телу.

— Как и я. Доканчивай свое шампанское.

Они опорожнили бокалы, и кончиками пальцев он коснулся выемки на ее шее, соединив пальцы вместе, отодвинув их в сторону. Затем он поцеловал ее долгим и глубоким поцелуем. Это был поцелуй, которого она ждала и опасалась и надеялась на него с того самого дня в больнице, и казалось, что он длится вечно. В конце поцелуя она почувствовала себя опьяневшей, не от шампанского, но от эмоций. Он взял ее за руку, и они вошли внутрь, направившись прямиком в спальню.

Не упусти момента, думала она голосом Ширил.

На полу лежали тени и лунный свет, создавая дрожащие причудливые образы. Кружевные занавески шептали что-то у открытого окна, и в отдалении были видны последние отблески фейерверка, отражающиеся от поверхности воды. Уилл остановился и поцеловал ее снова, и она едва заметила, как он расстегнул ей сзади платье и дал ему упасть на пол.

У нее были близнецы, два грудных малыша, она нянчила их уже шесть месяцев, и ее тело хранило свидетельства этого. На мгновение мрачные предчувствия переросли почти в панику. Однако то, как Уилл смотрел на нее, слова, которые он шептал ей на ухо, и нежное прикосновение его рук к ее груди и бедрам заставили ее почувствовать себя легкой, прекрасной и желанной. Она остановилась, пытаясь успокоить поднявшиеся в ней, как пена, опасения. Если он не прекратит это — прямо здесь и прямо сейчас, — их отношения изменятся навсегда, и не будет способа их исправить. В действительности ли она к этому готова? Действительно ли они делают это? Здесь? Сейчас?

Его бессловесный ответ на ее бессловесный вопрос пришел как долгий, ленивый поцелуй с открытыми ртами. Он не торопился и не стремился побыстрее уложить ее на пахнущую лавандой постель, он брал ее с медленным эротизмом, который связывал ее своим колдовством.

Она забыла или, может быть, никогда не знала, что такое заниматься любовью с человеком, который любит тебя, которые не считает секс супружеской обязанностью, который не имеет от нее секретов. Нужда и страсть перевесили опасения, и она исследовала свое тело, которое жадно стремилось познать каждый его сантиметр. Это было почти удивительно, как сильно она его хотела.

— Должно быть, ты думаешь, что я маньячка, — прошептала она.

— Я на это рассчитывал.

Она положила щеку на его обнаженную грудь, впитывая мягкий ритм его бьющегося сердца и тая от радости и переполняющей ее нежности. И облегчения. Это тоже было. После столького времени она не была уверена, что она та женщина, которая способна любить. В его объятиях она чувствовала себя возрожденной, словно он раздул в ней внутреннее пламя. Однако старые демоны преследовали ее, и она неуверенно произнесла:

— Это просто… У меня так давно этого не было, Уилл. И я никогда не была слишком хороша в постели.

— Откуда, черт возьми, ты набралась таких идей? — Он прижал палец к ее губам. — Не обращай внимания. Не отвечай. И не говори о себе такого больше никогда. Это не вопрос опыта или умения.

— Да, но…

Он снова остановил ее, провел большим пальцем по ее губам.

— Конец дискуссии. Ты хороша в постели. Ты даже себе не представляешь, как хороша.

Птицы разбудили Сару рано. Прошлая ночь могла быть сном, правда, все ее тело пело от воспоминаний, и рядом с ней был спящий мужчина. Она хотела разбудить его, вдохнуть запах его кожи и пробежать по его телу руками, но, если она это сделает, они, может быть, не вылезут из постели.

Что не казалось такой уж плохой идеей, когда она хорошенько об этом подумала. Но, правда, мир их ждал — семьи и сложности вне ее спальни пытались войти в нее, как мотыльки, разбивающиеся об оконное стекло, летящие на свет. Она соскользнула с постели и впустила Фрэнни. Затем, тихим ранним утром, все еще с мягкой улыбкой на губах, она сварила кофе.

Запах разбудил Уилла, и он появился в кухне в одних только своих джинсах «Ливайс», с расстегнутой верхней пуговицей.

— Давай еще поспим, — сказал он, становясь за ней и гладя ее спину.

Она задержала дыхание, затем повернулась и вручила ему чашку кофе.

— Мне нужно забрать мальчиков.

Он издал длинный страдающий вздох и отпил кофе, оглядывая кухню. Он просмотрел гостевую книгу со всеми этими записками, оставленными в коттедже благодарными гостями. Когда Сара впервые въезжала сюда, она возмущалась веселыми романтическими записями в этой книге. Все эти счастливые парочки и семьи, в таком восторге от своих отпусков на берегу моря. Теперь она сама прожила здесь немного с мальчиками и лучше понимала гостей. Там было отчаяние отрицания в некоторых записях. «Видите, мы тоже счастливая семья» — таково было невысказанное послание.

Глядя на Уилла, она задержала дыхание, не уверенная в том, что она хочет, чтобы он прочитал те записи, которые она добавила в конце. Для нее делать смешные рисунки было почти рефлексом, она не была в состоянии сопротивляться искушению чистой страницы. Там был комикс, изображающий ее автопортрет с близнецами, — как Шкала правосудия и подпись «Теперь нас трое». Она нарисовала другие маленькие заметки — первую улыбку мальчиков, первый зуб, первый успех в карабканье и вставании. И она точно знала, что Уилл задержится на ее изображении Лулу, говорящей: «Выйти замуж — это словно выпрямить зубы. Если ты сделал это правильно в первый раз, тебе не придется проходить через это снова».