«Я уже сказал, Дик. Он не выключился. Я просто облажался».

Слейтон пожал плечами и покачал головой. «Хорошо, если ты хочешь так…»

«Оно так и было», – проквакал я. Да, так и было, просто и ясно.

«Иди приведи себя в порядок и отправляйся к врачам». Он вышел из комнаты, чтобы подготовить отчет и предстать перед прессой. Стали подходить другие астронавты, подшучивая, что я разбил вертолет специально для того, чтобы меня вытащила та женщина в лодке. Я ответил, что никакая женщина не стоила этого. Тут работало два побуждения. В первую очередь они хотели удостовериться, что я остался цел, но они знали, что я влетел в воду по своей вине. Авария – это авария, но как только они убеждались, что я в норме, появлялся законный повод вцепиться мне в задницу. Сернан действительно обделался на этот раз! А помните его выход? Не бери в голову, приказал я себе. Никакой слабости! Не трогай повязок, не вздумай почувствовать ожоги или сказать «ой!». Никогда, никогда, никогда не показывай ни тени сомнения в себе.

Оставшись наконец один, я вернулся в душ, стянул с себя промокший костюм и ботинки, выбросил их в мусор и встал под поток ледяной воды, позволяя ей стекать по шее и по спине, а сам прижал ладони и лоб к холодным плиткам стены. Меня не отпускало ощущение нелепости случившегося. Я пролетел всю дорогу до Луны и обратно лишь только для того, чтобы поджарить задницу в вертолете на Земле.

Сказав Дику правду, перечеркнул ли я свои шансы полететь на «Аполлоне-17»? Дело выглядело так, как будто я провел много лет в стеклянной клетке, рискуя потерять всё в программе, в которой ошибки не допускались, и вот теперь весь мир должен был узнать, что я лажанулся по-крупному. Если тебя собираются назначить командиром лунной экспедиции, ты должен принимать верные решения, вести себя ответственно и поступать правильно каждый раз, без исключений, а я только что сделал нечто действительно глупое – и уже во второй раз. Я очень ясно помнил тот давний-давний мерзкий день в калифорнийской пустыне, когда я заработал членство в Ордене гнутой вешки («Вручается только живущим, низко летающим летчикам»). Если бы я был кошкой, я бы, наверное, проживал уже пятую или шестую жизнь.

Я выжил при падении вертолета, но чувствовал, что порвал штаны в смысле репутации будущего командира лунной экспедиции. Новость о случившемся распространялась по Мысу столь же быстро, как горящий бензин растекался по водам Индиан-Ривер.

Том Стаффорд, мой товарищ по «Джемини-9» и «Аполлону-10», позвонил из Хьюстона, и я ответил прямо с койки, невероятно уставший. Том знал, что этот инцидент может обернуться прыжком Гордона и геолога на «Аполлон-17», и быстро обрисовал мне ситуацию. «Чертово долбанное дерьмо, что ты натворил? Я тут пытаюсь сделать так, чтобы ты командовал Семнадцатым, а ты, наверное, теперь всё профукал». Для оклахомца, привыкшего говорить медленно, Стаффорд определенно знал толк в словах. Я каким-то чудом обхитрил смерть, а он хотел внушить мне вину за его испорченный день.

Я подумал, что творится в голове у моего соперника Дика Гордона, который сидел прочно, имея ученого в кармане и без всяких разбитых вертолетов на счету. Через много лет за пивом Дик со смехом сказал мне: «Джино, когда ты разбил эту вертушку, я подумал, что моя взяла».

После душа я еще раз позвонил Барбаре и долго разговаривал с ней. Она пришла в себя в большей мере, чем я, но всё еще была напугана, потому что мы оба знали о возможных последствиях инцидента с вертолетом.

«Я напортачил», – сказал я приглушенным, квакающим голосом. Говорить было еще трудно, но необходимо. Я был готов прыгнуть в T-38 и улететь домой, просто для того, чтобы оказаться в окружении Барбары и Трейси и послать подальше безжалостное, ежеминутное давление чертовой космической программы. «Я обосрался», – признался я.

«Ничуть нет, – возразила она мягко. – Разве Дик сказал хоть что-нибудь про «Аполлон-17»?»

«Еще нет. Но он должен будет скоро принять решение, и я только что сделал ему выбор намного проще. – Я ушел в самобичевание, и Барбара была единственным человеком, кому я мог сказать о своем самом большом страхе. – Я не понимаю, с чего бы ему теперь выбирать меня».

Она немного помолчала. «Всё будет хорошо, солнце. Он знает, что такое может случиться с каждым. Дик поймет. Главное, что ты в порядке». Но что еще могла сказать жена при таких обстоятельствах?

Мы наконец закончили разговор, оставив ситуацию без решения, потому что не в наших силах было ее разрешить. В этот вечер ужасные слова «ошибка пилота» реяли по комнате подобно летучей мыши-вампиру, намеренной выхлебать жизненные соки из моей мечты. Я ушел спать, придумывая отговорки, призванные укрепить меня перед неизбежным, как я считал, исходом этого несчастья. Черт, в конце концов, я уже летал к Луне, так что потерять 17-й будет не так уж и страшно.

Задним числом я думаю, что откровенная беседа с Диком была самым правильным, что я мог сделать. Я смотрел ему в глаза и говорил честно. Да, я сотворил глупость и упал в воду, но сохранил определенную долю его уважения, не пытаясь уклониться от ответственности, а значит, и не сажая его на крюк с обязательством защищать меня. Мало кто мог в это поверить, но через 48 часов я снова был в летном статусе, готовый лететь на «Аполлоне-14», если потребуется. С точки зрения Дика, дело с вертолетом было закончено и забыто, и всё вернулось в норму. Это лишь авария, я выжил, и для него единственной заботой стал полет Шепарда. Он отправил меня работать и никогда больше не вспоминал об этом.

Еще мне повезло с календарем. Авария произошла в субботу, когда газеты и телевидение не торопятся. Единственный существенный заголовок появился утром в воскресенье в New York Times, и он гласил: «В аварии вертолета дублер пилота «Аполлона» не пострадал». Текст взяли у новостного агентства, и он не был результатом глубокого расследования того, что случилось на самом деле[152]. К понедельнику у репортеров появились новые события, требующие освещения. «Аполлон-14» всё еще был в центре внимания на Мысе, русские посадили космический зонд на Венеру[153], в Лос-Анджелесе безумный Чарли Мэнсон и три женщины из его хиппи-тусовки получили обвинение в убийстве актрисы Шерон Тейт и еще шести человек. После аварии прошло два дня, и она уже перестала быть новостью. Я написал письмо с благодарностью женщине, которая вытащила меня из воды, и старался не думать слишком много об «Аполлоне-17».

Я иногда смотрю на побитый летный шлем, который лежит на полке в моем домашнем кабинете. Его нижняя часть все еще белая и твердая, а верхняя обгорела дочерна и сплавилась в какую-то странную пластиковую фигуру. Когда я беру его в руки, сажа остается у меня на пальцах. Кто-то в день аварии выловил из Индиан-Ривер шлем, плавающий в этом аду подобно мячу, и вернул NASA, которое передало его мне. Я могу лишь удивляться, как я выжил.