Я вынырнул среди адского огня и серы – казалось, горит вся река. Самое горячее пламя, которое мне когда-либо пришлось почувствовать, сожгло все вокруг меня, и адский, невероятный жар опалил мне брови и лицо. Я попытался вздохнуть, но вместо этого глотнул огня. Время как будто остановилось, когда стена голодного пламени сомкнулась надо мной. Падение не убило меня, я не утонул, но огонь мог закончить начатое. О, шит, Сернан. Давай быстрее отсюда!

Но куда? Да куда угодно! Прочь! Обеими руками я хлопнул по горящей пленке, чтобы раздвинуть ее, затем сгруппировался и нырнул за спасением. Я смог проплыть под водой всего несколько метров, и когда вновь вынырнул, огонь все еще пытался зажарить меня заживо. Я хлопнул еще раз и нырнул. Снова и снова, чтобы уйти понизу от расплывающегося адского пятна, которое пылало над головой, и всплыть за воздухом.

Пока я пытался ускользнуть от огня, мой пропитанный водой летный костюм и тяжелые ботинки стали настоящими якорями. Я пережил падение и уже побеждал огонь, но теперь мое снаряжение решило убить меня. Делать рывки и плыть становилось все труднее, а потом и почти невозможно; я сетовал, ну почему же не надел сегодня надувную спасательную куртку по прозвищу «Мэй Уэст»[151]. Я вырвался на поверхность в стороне от огня, но жар все еще был непереносимым – словно я сунул лицо в отверстие печи. Вместо холодного свежего воздуха я всосал в больные легкие раскаленные камни, и ощущение было такое, что на голову легло обжигающее полотенце и душит меня.

Мой след на воде от места катастрофы наводил на мысль о выжившем моряке с торпедированного судна, который теперь с уровня моря видит разверзшийся ад. Горящий бензин бушевал, жар несло над водой, и, словно горячий кулак, он бил мне в лицо. От вертолета, насколько я мог видеть, остались лишь куски и ошметки, и среди них один из топливных баков, все еще целый и, наверное, на три четверти полный. Он весело жарился в пламени. Если эта штука рванет… Но у меня уже не оставалось вариантов и почти закончились силы. Не было уже никакого плана, и Индиан-Ривер казалась шириной с Атлантический океан. Она достигала всего трех метров в глубину, но и мой рост не превышал 180 см. Я попытался развязать ботинки и избавиться от их веса, но не смог. Один стал болтаться на ноге, еще сильнее затрудняя попытки удержаться на воде.

Рухнувший H-13 устроил настоящий фейерверк, причем мощный взрыв и поднявшийся шар пламени и дыма четко указали место катастрофы. Я все это зрелище пропустил, поскольку находился внутри взрыва и наблюдать его снаружи не мог. Но зрителей было много, и рулевые развернули свои лодки к месту падения и пошли на помощь, стараясь разыскать меня. Буквально из ниоткуда появилось небольшое рыболовное суденышко с одним человеком на борту, женщиной, которая сгребла двумя руками мой промокший желтый летный костюм и помогла мне выбраться из воды. Я рухнул на палубу, с трудом вдыхая воздух. Я был совершенно не в себе и плохо понимал, что происходит, от каждого вздоха саднило легкие, и я сумел лишь пробормотать едва слышное «спасибо», когда она доставила меня на берег. Когда я попытался заговорить, я не узнал своего голоса. Слова вырывались с резким, глубоким хрипом, потому что горло было обожжено, – я квакал как лягушка.

Заместитель шерифа округа Бревард спешно доставил меня на авиабазу Эдвардс для оказания первой помощи. Пока медики прощупывали меня, бинтовали, сшивали и мазали бальзамом, я позвонил Барбаре в Хьюстон. С ней уже успели связаться из NASA, и она тряслась, перебирая в памяти истории гибели Чарли Бассетта, Клифтона Уильямса и других ушедших друзей. Правда, NASA убеждало ее, что со мной всё в порядке и что я не пострадал всерьез, но мне приходилось повторять ей это снова и снова.

Дик выслал машину, чтобы доставить мою поджаренную на углях задницу в гостиницу экипажей, и пока меня везли эти 50 км, я живо воображал заголовки вроде «Астронавт разбился», которые не могли не появиться. В первый раз после попадания в воду я нашел время поразмыслить о том, что я скажу о происшествии. Было ли у меня какое-нибудь оправдание? Я умудрился влететь в эту чертову воду! Ошибка пилота, явная и очевидная. Какие могут быть последствия? Я все еще перебирал возможности, когда мы добрались до гостиницы, и я поднялся на лифте, представляя собой промокшую, обгоревшую и скверно выглядящую пародию на астронавта.

Я не стал тратить время на то, чтобы привести себя в порядок, и сразу пошел по коридору в направлении столовой, разыскивая Дика. Ал Шепард сидел там и завтракал, и его стальные глаза впитали картину мокрого полетного костюма, бинтов и обожженных волос. Я постоянно изводил его призывами не споткнуться в ходе подготовки к «Аполлону-14», и теперь мой юмор исполнил смертельный финт. Ал не промахнулся – зато это сделал я.

«О’кей, Ал, ты выиграл, – прохрипел я. – Это твой полет». Шепард ухмыльнулся и спросил, что случилось и в порядке ли я. Разумеется, я заявил, что в полном порядке. А что еще я мог сделать – встать и заплакать? Поэтому я квакающим голосом поведал, что устроил дикий жабий заплыв с определенной целью: «Тут стало так дьявольски скучно, что кому-то нужно было что-нибудь предпринять, если мы хотим немного прорекламировать «Аполлон-14». «Хорошо», – сказал он и продолжил есть. Подошли другие астронавты посмотреть на то, что видно всем, и я, черт побери, не проявил слабости. Появился Дик, увел меня в соседнюю совещательную комнату и для начала быстро убедился, что я не получил серьезных повреждений. Я оставил обычную бессмысленную летную похвальбу и был готов получить по заслугам, но в дверь просунул голову Шепард: «Джино к телефону».

Дик вспылил. «Сейчас никаких звонков, – рявкнул он. – Мне плевать, кто там, скажи им, что он перезвонит».

«Дик, это вице-президент Соединенных Штатов».

И вправду на другом конце линии был Тед Агню, который хотел знать то же, что и все остальные. «Джино, какого дьявола, что случилось? Ты в порядке?» Я рассказал и поблагодарил его за заботу, повесил трубку, и Дик перешел к делу. Ему нужно было дать сообщение для прессы, оповестить руководство NASA и объяснить общественности, что произошло, и он немедленно предложил мне легкий путь к спасению. Без упоминания остался тот факт, что он должен будет подумать, как это повлияет на выбор экипажа «Аполлона-17».

«Итак, в какой точно момент у тебя выключился двигатель?» Его глаза смотрели прямо, а голос был тверд. Мне нужно было только согласиться и подтвердить, что двигатель отказал, что облажалась машина, а не я, и я мог бы уйти от осуждения. Он предлагал мне алиби на серебряном блюдце, и мне нужно было только принять его. Но я не мог сделать этого и жить потом со знанием, что произошло на самом деле. «Дик, двигатель не отключился. Это я вогнал сукина сына в воду».

Выражение его лица не изменилось, разве что появилась лишняя морщинка. «Быть может, ты не понял меня правильно, Джино. Когда точно твой двигатель стал работать с перебоями?» Дик знал, что я виноват, и я это тоже знал, и понимал, что стоит на кону, но он не собирался бросить меня волкам. Он считал, что несет ответственность за происшествие, как и я, потому что он всегда ручался за мои способности.