– Я… виноват перед вами… и перед нею, – выдавил Ник, склоняя голову. – Я не должен был позволять…

– Забивать ей фантазиями голову? – грустно усмехнулась женщина. – Да, не должны были. Сабрина с детства была такой… да вы сами, наверно, уже поняли! – Смахнула набежавшие слезы. – Она была… как бы это сказать… не от мира сего. Верила в фей и принцев, маленькая прекраснодушная мечтательница. Слишком романтичная… до болезненности. Мы слишком поздно и то лишь с помощью терапевта поняли: это не… особый склад души – болезнь…

– Если бы я знал… – начал Никос, сглатывая комок в горле. – Если был способен тогда задуматься, то никогда бы не похи… поощрял ее… она была слишком юной… и…

– Не надо, – положила свою ухоженную руку на его локоть Амелия. – Я знаю… – Повела головой. – Только от этого мне не легче.

– Я назвал ее именем новый реабилитационный центр, – тихо сказал Никос. – Центр помощи жертвам насилия «Сабрина» с охраняемым приютом-гостиницей, где могут укрыться те, кому некуда пойти и помощи искать больше не у кого. Если вы хотите, то можете приехать на открытие…

– Не знаю, – ответила женщина, чуть-чуть помолчав. – Мне все еще трудно. И…

– Простите меня, если сможете. – Трудно дались эти слова человеку, ставившему себя выше Бога на Земле и упавшему в душе в ущелья ада.

– Извините. Я не могу вас простить, – призналась Амелия с хорошо осознаваемым чувством собственного достоинства. – Она была моей единственной дочерью, долгожданной и нежно любимой. Нашим с мужем солнцем, нашим светом, нашей жизнью. Но… я больше не желаю вам зла. Идите с миром к той, ради которой вы решили измениться.

Тут меня выдернуло за крылья и потащило вверх, как напроказившего котенка…

Где-то я уже это видел? Ой, я же это делал!

Дежавю

Никос открыл тяжелые веки. Перед глазами качался расписной потолок. На нем два амурчика соблазняли третьего здоровенной бутылкой «Метаксы».

– Странный сон, – пробормотал Никос и сел на кровати. – Впрочем, мне ли удивляться?

Удивляться, кстати, пришлось. Кровать была бескрайняя, как степь, и бесконечная, словно подряд на государственные работы. Застланный черным шелковым бельем монстр. И он на этом монстре верхом.

Что-то не давало мужчине покоя. Какая-то ускользающая от сознания деталь.

Почему-то заныло бедро. Рука машинально потянулась почесать и наткнулась на что-то шелковое с перьями.

Никос опешил, потом переборол себя и медленно опустил глаза.

– Все же нужно было сдаться в плен Аристарху, – меланхолично пробормотал грек, разглядывая красную набедренную повязку, отороченную стразами и перьями, с заманчивой надписью впереди – «Сюрприз!».

За массивной дверью что-то грохнулось, и резкий голос вспомнил о семье и своем к ней отношении.

– Странно, – пробормотал Никос, слезая с кровати и одергивая непонятное «одеяние», надетое на что-то родное и знакомое каждому мужчине.

В голове начали зарождаться смутные подозрения…

– Ты уверен, что именно так все и должно происходить? – Свистящий шепот в коридоре.

– Доверься мне, детка! – вальяжно ответил мужчина, и Ник насторожился.

Доверие ну никак не хотело у него рождаться. Даже не прошло стадию беременности. Напротив, норовило срочно закопаться обратно вглубь, чтобы никто не предположил подобное. Даже с учетом обещания получить за это тройную Нобелевскую премию.

– Да я бы с радостью, – ответили все так же шепотом. – Только вот опасаюсь я…

– Не боись! – хвастливо сказал мужчина за дверью. С нескрываемой гордостью: – Когда наш пленник увидит то, что у меня есть, – он просто обалдеет!

Ник уже обалдел, красочно представляя, ЧТО именно один мужчина может показать другому. Кроме бицепсов на ум приходили, подкрадывались и пробегали очень нехорошие предположения. Казидис весьма встревожился.

– Вот этого я и боюсь, – подтвердил его опасения громкий свистящий шепот. – Как бы Никосу не было поначалу многовато…

Много стало УЖЕ. Казидис облизнул пересохшие губы, потряс головой, решил: хватит кошмаров, пора просыпаться! – и ущипнул себя за бедро. Бедро заныло и дернулось. Комната не исчезла. Тогда он стукнул себя по голове кулаком – опять не помогло…

Сомнения окрепли и начали панически стучаться в лобную долю мозга, отчаянно требуя выпустить их осмотреться наружу. Встревоженный Ник им это позволил. Заодно принялся осматриваться сам, параллельно пытаясь достоверно восстановить в слегка помутненном сознании, чем завершился его предыдущий день.

Последнее яркое воспоминание – симпатичная русоволосая девушка в гараже его частного дома, которая подошла к нему с ласковой улыбкой и словами:

– Простите великодушно, но вы тут лишнюю пару трусиков под машиной не находили? Унесло, понимаешь, ветром. Теперь очень холодно гулять…

Брови Никоса взлетели вверх. Пока Казидис обалдело хлопал ресницами, пытаясь сообразить – это неудачная шутка или удачный способ знакомства и как девица сумела беспрепятственно проникнуть на закрытую охраняемую территорию, незнакомка подобралась поближе и прикоснулась рукой к…

– …! – стукнул ногой в дверь Никос. – Этого просто не может быть! Подумать только: меня опять украли! И главное – где?! В моем собственном доме! Матерь божья! Мне теперь охрану до кровати в спальне и до туалета за собой таскать?

– Оригинально, – сообщил ему наглый мужской голос снаружи. – Но не актуально. У меня есть предложение получше…

Никос взбесился и начал ломиться в створку с ревом:

– Запихни свое «получше» знаешь куда?!! Выпусти меня, и поговорим как мужчина с мужчиной!

– Это туда не влезет, – хихикнул один из похитителей. – И еще… я думаю, тебе потом должно очень понравиться…

– Не говори! – шикнул третий голос. – А то все удовольствие испортишь! – И обращаясь к нему и пошленько подхихикивая: – Парень, ты немного потерпи, мы скоро все подготовим для вашего соединения!

У Никоса от этого дьявольского смешка просто вышибло предохранители, а вместе с ними и разум. Дверь ходила ходуном под ударами крепких кулаков, но стояла насмерть.

– Надо было все же привязать…

Это было последнее из того, что он услышал. Дальше звук удаляющихся шагов по коридору, и все стихло. Все, кроме его гнева. Тот только начал разгораться.

Мужчина продолжил выламывать дверь, стремясь выйти наружу и показать всем, что у него есть и как он этим будет пользоваться!

До помраченного яростью мозга все же достучалась здравая мысль – попробовать вырваться на свободу, пока не отбил плечи и руки до потери чувствительности и не обессилел вконец.

Никос остановился, перевел дух и обвел бешеными глазами помещение.