Дама отбивалась вечерней сумочкой и пыталась прихватить сувенир на память – целого Никоса. К счастью, последний не влезал ни в карман, ни в декольте, ни в сумочку. Пришлось даме искать более компактные экземпляры.

– Я передам маме, – невозмутимо ответил Никос, стараясь не поворачиваться задом к парочке крашеных блондинок с горящими глазами. – Ей будет приятно услышать твое мнение.

– Если ты это сделаешь, – пообещал Георгиос, – то я уйду с переднего рубежа и оставлю тебя с этим батальоном один на один!

– Туше, – меланхолично согласился Никос и отправился толкать спич о том, как много нужно денег, чтобы быть человеком и исправлять последствия возможности быть человеком с деньгами.

В основном благотворительный бал прошел достаточно успешно и никого сильно не шокировал. Были только незначительные, но досаждающие мелочи. Пару дам увезли в истерике от неудовлетворенного либи… любопытства. Трое джентльменов подавились халявным шампанским. Двое от жадности; один от испуга. На него Сюзанна неожиданно выпрыгнула. С бюстом Софокла. Их просто не смогли в итоге разъединить. Одна пожилая пара поссорилась на тему: «Почему ты больше смотришь на нее, чем на меня?» Ответ тоже не блистал оригинальностью: «У нее подол короче, а я к тебе давно привык, ничего интересного!» И один юноша пострадал в неравной борьбе с собственными инстинктами. Попытался показать мастер-класс секса в туалете и был прищемлен крышкой от унитаза.

Домой мы вернулись уставшие: это я – от выходок Аластора и гостей. И довольные: Никос натряс денег с финансовых воротил и нашел новых пациентов для центров реабилитации. О чем подробно и отписался мне в послании, оставленном в холле.

Аристарха чуть удар не хватил, когда он вернулся после волонтерства в госпитале и прочитал написанное корявыми буквами послание: «Я на пути туда. Бабок много, на всех хватит! Люблю!»

Доктор вылакал все личные запасы валерьянки и пошел искать общественные. Нашел спящего Никоса и проинспектировал на предмет «бабок». Не нашел, хотя под кровать на всякий случай тоже заглянул. После чего успокоился и пошел спать, списав все на стресс и алкогольное опьянение с галлюцинациями.

После бала у Никоса возникла идея фикс, и он решил найти всех дам, им же и обиженных. Список он составлял долго и вдумчиво. Постоянно прикрываясь от меня рукой и пряча тетрадку в ящике стола. Господи, смешной какой! Можно подумать, я не в курсе его похождений. Меня же к нему отправили совсем не случайно, а очень даже по делу. Стеснительный он до чрезмерности. Глупый. Застенчивый.

Когда Никос созрел для дальнейших действий, то передал эту информацию нанятому детективу, рекомендованному Кристин.

У брюнета в шляпе глаза вылезли на эту самую шляпу от количества имен.

– Вы уверены? – только и смог спросить профессионал, хватая воздух ртом.

– Не совсем, – честно признался Никос. – Мог кого-то и пропустить за давностью лет…

Аластор заглянул детективу через плечо и уважительно присвистнул. Я треснула демона по загривку со словами:

– Не свисти дома! Денег не будет… на сковородки!

Аластор обиделся и пошел строить новые козни. Пришел через полчаса и признался:

– Все! Сдулся! Все способы перепробованы! Клиент ни на что не реагирует! Делаю вывод: мужик пропал, годится только в расход… ангелу!

Получил по шее клюшкой для гольфа. Ушел додумывать интриги. Плести их моими стараниями гад уже не мог. Сложно работать сломанными пальцами. И правильно сделал, что ушел, – в нынешнем буйном состоянии я была вполне способна на кастрацию.

Спустя некоторое время начали поступать сведения о нынешней жизни девушек.

И надо отдать должное Никосу. Нет, он не ездил к ним лично, публично не каялся, не бил себя пяткой в грудь и коленопреклоненно не умолял о даровании прощения. Хватило ума понять: трудно исправить что-то просто словами или даже пачкой денег, пусть и размером с грузовик. Тем более иногда чересчур жестоко напоминать жертвам о прошлом. Оно слишком больно ранит.

Ник просто тайно помогал. Кому-то с работой, кому-то учредил стипендию, где-то подтолкнул карьеру. Он использовал все огромные возможности, сосредоточенные у него в руках – деньги, власть и связи, – чтобы помочь тем, чьи судьбы он когда-то растоптал. Первый раз в его жизни эта сила служила другим людям, а не ему одному, его желаниям и прихотям.

Я видела, как трудно было мужу переступать через себя, сложно ломать свои устои и представления. Как страшно было ему взглянуть в глаза последствиям своих необдуманных, а зачастую и весьма жестоких поступков.

Видела, как мучают его фотографии и документы. Как сжимаются сильные пальцы в кулаки. Но он справился, и мне кажется – что-то изменилось в его душе…

– Ты это… – В один из дней рядом возник взъерошенный и огорченный Аластор. – Слышь, подушка длинноногая… Мне тут… в общем, мне пора уходить.

– Девочки заждались? – полюбопытствовала я, изучая очередную эпистолу возлюбленного: «Конец близок!» – Выгулять нужно?

– Я совсем ухожу, – заковырял копытцем персидский ковер демон. – Мне тут уже ловить нечего! Может, обнимемся на прощанье? Все же так долго вместе… Уже как бы и породнились…

– Бог с тобой! – фыркнула я, с восторгом вешаясь на могучую шею Аластора. Это был просто подарок! Если демон отступился, то мы на правильном пути!

– Тьфу на тебя! – парировал искуситель, поглаживая меня по крыльям. – Чтоб не сглазить!

– Жить будешь! – засмеялась я. И подарила ему сковородку! С розовым бантиком!

Демон расчувствовался и отдарился пуходеркой. Которую я на нем сразу и опробовала… Пострадали хвост и самолюбие…

– Чтоб я тебя больше никогда не видел! – пожелал мне и себе на дорожку Аластор и сгинул.

– И тебе хорошего века! – вежливо ответила я, сопровождая свои слова метким броском забытого подарка.

Напоследок Никос оставил Сабрину.

Здесь был особый случай. Девушка она была весьма неуравновешенная: с хрупкой психикой, склонная к суициду. Но это отнюдь не оправдывало взрослого мужчину, обязанного отвечать за свои действия, а не следовать на поводу своих сиюминутных желаний.

Никос посетил могилу несчастной Сабрины. На кладбище было тихо. Под ногами шелестели падающие листья. Мраморные стелы напоминали о бренности земной жизни и заставляли подумать о жизни вечной.

Он постоял рядом, положил букет так любимых Сабриной орхидей. Его трясло. Видимо, только сейчас до мужчины дошло, как хрупка чужая жизнь, как легко ее разбить, сломать, исковеркать. Как страшно может отозваться неосторожное слово или необдуманное действие.

– Вы – Никос Казидис? – Сзади к нему подошла красивая стройная женщина в темно-сером костюме и тоже с букетом.

– Да. – Он встал с корточек и развернулся к даме лицом.

– Я – Амелия, мама Сабрины, – спокойно сказала женщина, с силой сжимая и, не замечая того, ломая в руках цветы, хрупкие фрезии и тюльпаны.