– Уже больше суток вот так и сидит, не ест, не пьет. Впрочем, нет, пьет – коньяк. Я не мешаю – пусть хоть так… Это пройдет, она сейчас вне себя от горя.

– Расскажите о смерти Антона, – мрачно попросил Булгаков.

Тангера кратко изложила ему события прошлой страшной ночи. Булгаков выслушал ее, не перебивая.

– Почему Анна винит меня в его смерти? – в его голосе сквозило горькое недоумение.

– Это единственное, что вас волнует? – неприветливо поинтересовалась тангера, но видя его возмущенное лицо, махнула рукой. – Простите меня, юноша… Я за нее сильно переживаю.

– Конечно, – прошептал он, а она продолжала:

– Анна сейчас не в себе, поэтому не способна мыслить здраво. Пройдет немного времени, и она поймет, что вы все хотели ей и ее подруге только добра.

– Но ей нужна помощь сейчас, – не сдавался Булгаков. – Ей нужна поддержка.

– Не от вас, – возразила Жики. – От вас она ничего не примет, не настаивайте. Оставьте ее в покое. Рано или поздно она справится со своим горем и тогда все поймет и простит.

– Что Анна собирается делать дальше? – спросил Сергей. – Она повезет Антона в Москву?

– Я не знаю. Я не говорила с ней с тех пор, как мы вернулись из больницы вчера на рассвете. С той минуты она так и лежит в кресле. А откуда вы узнали, Серж?

– Мне позвонил из Москвы мой друг, он служит в полиции. Он занимался делом Рыкова два года назад, и поэтому ему быстро сообщили.

– А ваша жена? – спросила Жики, и Сергей стал чернее тучи. – Она в курсе?

– Нет, – ответил он. – И, Жики, у меня к вам огромная просьба! Я вас умоляю – максимально оттяните момент, когда Анна соберется звонить Катрин, чтобы сообщить ей о смерти Антона. Катрин очень любила его – такая весть станет для нее жестоким ударом. К тому же она до сих пор не знает, что Рыков жив.

– Как вы безрассудны, – неодобрительно сказала Жики. – Добром это все не кончится, помяните мое слово, Серж. Вы должны были сами сказать вашей жене правду.

– Прошу вас, – он даже сжал ее старческую руку в сильных ладонях, но она с сомнением покачала головой.

– Не знаю, Серж. Я, конечно, попробую, но считаю ваш обман большой ошибкой. Если уж Анна винит вас во всем, то представьте себе реакцию вашей жены.

– Я потом себе это представлю, – мрачно пообещал Булгаков. – А пока мне нужна фора во времени.

– Для чего? – спросила Жики.

– Я еду в Москву, – ответил он и добавил. – Я его там найду и…

– И что? – подняла тангера брови. – И убьете?

– Как получится, – нахмурился он.

– А почему вы решили, что он в Москве?

– Рыков прекрасно понимает, что мы сейчас все соберемся там, – Булгакова кольнуло чувство, что этими словами он вынес приговор – себе, Катрин, Анне. – И он захочет встретиться со всеми нами…

02 октября 2012 года, Париж

Наступила вторая ночь, когда на свете не было Антона. Анна ходила по квартире, натыкаясь на мебель, словно слепая, с неизменным бокалом коньяка в руке, сонная, но не пьяная. Когда Жики пыталась уложить ее спать, она послушно ложилась в постель, но спустя час-полтора вставала, не в состоянии заснуть.

Стоило ей смежить веки, как перед ней вставал образ Антона, каким она его запомнила – когда он на прощание обернулся, чтобы посмотреть на нее. В тот печальный день в Москве, будучи не в силах слушать ее признание в измене, он приказал ей замолчать. Конечно, Антон все понимал – но слышать не хотел. Она вспоминала его несчастные оскорбленные глаза и вливала в себя очередную порцию коньяка – сомнительная анестезия, но на какое-то время наступало облегчение. Когда коньяк обжигал ей горло, то сердце переставало разрываться на части – правда, так ненадолго, что она не успевала передохнуть от этой жестокой боли…

Накануне утром, вернувшись из больницы, Анна набралась мужества и позвонила его родителям в далекую арабскую страну, где те жили среди верблюдов и песков. Слава богу, к телефону подошел Альберт, и она срывающимся голосом рассказала ему о гибели сына – матери не смогла бы… Он уронил «Спасибо» и отключился. Что там творилось – Анна боялась представить. Ближе к вечеру Альберт перезвонил ей и спросил о времени похорон. От этого, казалось бы, простого вопроса Анна разрыдалась, выронила трубку, и объясняться с академиком пришлось Жики – по-французски он говорил скверно, а английского старая дама не знала…

Текли долгие часы, но Анна, совершенно потерявшая счет времени, все еще находилась в туманном забытьи – которое есть ни сон и ни явь, а какой-то спасительный дурман, когда чувства притуплены, а мысли загнаны в угол. К полуночи она отправила Жики спать, уверив ту, что с ней все будет в порядке, но как только за дивой закрылась дверь ее комнаты, Анна снова села в кресло с бокалом коньяка, поджав ноги, и даже не пыталась унять поток слез, заливавший лицо. Так она и сидела, почти неподвижно, время от времени вливая в себя очередную порцию мартеля…

Пробило полночь. Вибрация мобильника в кармане потревожила ее и оторвала от горестных воспоминаний. Она вытащила телефон и уставилась на экран. «Джош», – прочитала она и нажала кнопку ответа.

– Джош…

– Анна, – услышала она теплый голос американца. – Я узнал про вашего мужа. Мои соболезнования.

Она не могла вымолвить ни слова.

– Анна, – позвал американец. – Вы меня слышите?

– Слышу, – еле шевеля губами, прошептала она. – Спасибо, Джош.

– Я в Париже, недалеко от вас. Вы позволите мне зайти?

– Да, – неожиданно для себя сказала Анна, – коньяк будете?

– Составлю вам компанию, – ответил Нантвич, и вскоре, минут через пять-семь Анна уже открывала ему дверь.

– Заходите, – тихо пригласила она.

– Я не помешал?

– Помешали – чему? – спросила она. – Оплакивать Антона? Я все равно плачу – даже если глаза мои сухи…

Джош подошел к консольному столику и налил себе мартеля. Он обхватил бокал ладонью, согревая, и встал напротив дивана, на котором сжалась она, маленькая и несчастная, совсем не похожая на ту красивую, подтянутую женщину, которую он привык видеть.

– Поговорите со мной… – прошептала она. – Я не могу больше разговаривать сама с собой.

– Я готов вас выслушать, – кивнул он, усаживаясь подле. – Говорите. Расскажите мне о нем.

– Я так виновата, – она зажмурилась. – Я так виновата перед ним…

– Виноваты? – он вопросительно поднял брови. – В чем вы…

– Да бросьте! – с горечью оборвала его Анна. – Наверняка Катрин рассказала вам про мою измену.

Помедлив пару мгновений, Джош лениво наклонил голову. И все же не сказал ни да, ни нет.

– Конечно, рассказала, – усмехнулась Анна через силу. – Я даже знаю, когда. Когда вы ее на лодке катали. Так?