Подсчет потерь был ужасающ – только убитыми на месте более шести сотен, больше тысячи раненых.

Моральный дух войск сломлен не был, но всем было уже очевидно – надо уходить от Анапы и чем скорее, тем лучше. Сопротивлялся лишь плачущий Бибиков:

– Господа! А что я напишу светлейшему? А что подумают обо мне в Петербурге?

Собранный военный совет единогласно высказался за отступление. Бибиков, охая и вздыхая, согласился.

Обратный путь был еще страшнее первого. Опять постоянно приходилось отбиваться от черкесов. Кончилось продовольствие, и начался повальный голод. Почти все лошади пали в пути, и пушки артиллеристам приходилось тащить на себе. Почти все раненые умерли в дороге.

Непонятно почему, но Бибикову вдруг вздумалось вести войска самой опасной дорогой, где они постоянно находились под ударом черкес. Возмущенный майор Афросимов, усталый и злой, подошел к генералу:

– Избранный вами, ваше превосходительство, путь ведет к смерти! Измените приказ и велите идти старым путем!

– Да кто ты такой! – сорвался на фистулу генерал-поручик.

– Я русский майор Афросимов! – с достоинством ответил офицер. – А потому говорю вам правду в глаза, спасая тысячи душ!

– Отдать шпагу! Вы арестованы! – кричал, ярясь Бибиков. – Это бунт! Всем выполнять мой приказ.

У Афросимова отобрали шпагу и офицерский шарф. Теперь майора по возвращении ждали суд и каторга, если, конечно, они доберутся. Но тут случилось нечто из ряда вон выходящее. Корпус встал. Солдаты дружно отказались идти дальше.

– Что такое? – кричал Бибиков, понукая каблуками лошадь. – Почему стоят батальоны? Вперед! Вперед!

Но батальоны стояли. Солдаты отказывались слушать командующего, пока он не освободит любимого всеми майора. Бибиков пытался было призвать на свою сторону офицеров. Но и они отказались его слушать.

– Вы бы, ваше превосходительство, отдали Афросимову шпагу с шарфом, а то так и корпуса лишитесь! – подошел к генералу майор Веревкин.

– И вы бунтовать! – в истерике взвизгнул Бибиков. – Да я вас в кандалы!

– Это как получится! – уже с угрозой произнес Веревкин. – А пока делайте, что вам говорят!

Плюнул, развернулся и ушел.

– Верните майору шпагу и шарф! – зло буркнул генерал-поручик. – Вернемся, я со всех вас семь шкур спущу!

Колонна двинулась дальше, но уже по старому, известному всем маршруту.

Кое-как добрались до Кубани, а увидев ее, ужаснулись. Река превратилась в огромный неистовый поток, который снес все ранее наведенные мосты. А сзади уже наваливались новые орды черкесов. Остатки корпуса, прижатые к берегу, отбивались огнем, а когда кончился порох, и штыками в течение нескольких дней. За это время кое-как соорудили камышевые плоты, на которых и начали переправляться. Сделанные наскоро плоты распадались на стремнине, и тогда люди гибли, иных просто уносило на плотах в Черное море, и судьба их была тоже печальна.

Когда войска наконец собрались на правой стороне Кубани, в их составе насчитывалось менее половины выступивших в поход.

– Ой, я бедный, бедный! Что теперь будет, что теперь будет! – рыдал со всхлипами Бибиков, не вызывая ни у кого от штабных офицеров до последнего солдата ничего, кроме презрения.

Узнав о страшном итоге анапского похода, Екатерина в сердцах написала Потемкину: «Экспедиция Бибикова для меня весьма странна и ни на что не похожа; я думаю, что он с ума сошел, держа людей сорок дней на воде, почти без хлеба». Назначено было следствие, которое полностью доказало вину Бибикова. Поначалу генерал-поручика хотели судить и разжаловать, но потом плюнули и просто выгнали со службы. Участники же этого беспримерного по драматизму похода получили в воздаяние перенесенных лишений серебряные медали «За верность».

Служивший на Кавказе под началом Бибикова полковник Пищевич в своих воспоминаниях приоткрыл правду о главной причине неудачи анапской экспедиции: «Начальство войск Кавказских перешло отбытием графа Салтыкова в руки генерал-поручика Юрия Богдановича Бибикова, человека падкого на деньги, и потому он положил сколь можно скорее обогатить себя выведением в расход суммы, на чрезвычайные издержки определенной; и так затеял зимой 1790 года поход за Кубань, а потом и к городу Анапе». Увы, но во все времена на Руси водились казнокрады, которым собственная мошна была дороже солдатской крови…

Отметим, что умение и мужество майора Афросимова не осталось незамеченными, и грудь героя украсил заслуженный Владимирский крест.

…После изгнания Бибикова на Кубани по-прежнему шла чехарда командующих. Вначале во главе корпуса был поставлен генерал де Бальмен. Но едва он добрался до вверенных ему войск, как тяжело заболел чахоткой и умер. И тогда на Кубань был наконец назначен генерал-поручик Иван Герман. В малых чинах Герман дрался при Ларге и Кагуле, потом гонял по степям самозванца Пугачева, строил крепости на кавказской линии и успешно воевал с черкесами. Лучшего командующего для кубанских войск пожелать было трудно. Прибытие Германа офицеры и солдаты встретили с радостью, все горели желанием отомстить за анапскую неудачу.

А ситуация складывалась непростой. Весной 1790 года у Анапы стало собираться большое войско трехбунчужного Батал-паши. Ему было велено напасть на русских и навсегда прогнать их с Кубани. Уверенность в победе придавал прошлогодний успех под Анапой.

Батал-паша был полон решимости:

– Я подниму против московитов весь Кавказ и все татарские царства! Я разожгу мятежи по Волге и Яику до самой Сибири и сам стану там полновластным падишахом!

Когда агенты султана донесли Селиму о честолюбивых помыслах анапского сераскира, тот только посмеялся:

– Пусть вначале все это завоюет, а потом уж мы посмотрим, насколько крепко сидит голова на плечах у новоявленного падишаха!

К весне к Анапе было подтянуто до 50 тысяч турок и горцев. За собой турки приволокли и три десятка орудий.

Лагерь Германа находился на берегу реки Кумы, близ укрепления Песчаный Брод.

В один из дней к генералу привезли лазутчика. То был дружественный абазин, родственник подполковника Мансурова. Лазутчик был смертельно уставшим, и едва держался на ногах.

– Батал-паша с многотысячным войском уже стоит на реке Уруп, к нему отовсюду стекаются горцы, чтобы участвовать в походе на урусов! – сказал он.

Стоявшие поодаль от генерала майор князь Орбелиани и казачий полковник Луковкин переглянулись – Уруп совсем близко, всего несколько переходов!

– Ждать нам уже нечего! – заявил Герман, выслушав лазутчика. – Выступаем немедленно!

В два дневных перехода он передвинул свой корпус к Кубани, выслав вперед усиленные казачьи разъезды. Новости казаки принесли неутешительные.

– Ни турок, ни черкесов не нашли, но окрестные аулы пусты. Все жители попрятались, а сие значит, что ждут скорой войны!