Секретарь светлейшего Попов записал в тот день и историческую реплику Потемкина: «Бездельник их капитан-паша! Будучи разбит близ Тамана, бежал, как курва, а насказал, что у нас потопил судов. На что лгут и себя обманывают! За то нынче и в бега подался!»

О наших потерях Ушаков в донесении в адмиралтейство писал: «Во время боя с нашей стороны на всем флоте убитых разных чинов 21, раненых 25 человек, повреждений в судах весьма мало».

Никогда еще в Херсоне не видывали такого количества пленных турок. Заполнившие берега Днепра обыватели с восторгом разглядывали понурые толпы воинов султана, бредущих длинной вереницей в отведенные им казармы. Ликованием был встречен и приведенный на буксире «Мелеки-Бахри», за восстановление которого тотчас принялись местные плотники. Одновременно началась починка и своих кораблей. К немалому удивлению адмиралтейских чиновников чинить пришлось весьма немного: на нескольких кораблях требовали замены простреленные ядрами мачты, да кое-где требовал замены рангоут с парусами.

Вскоре полетела депеша и к императрице, в которой Потемкин с великой радостью сообщал: «Вот, матушка родная, Бог даровал победу и другую над флотом турецким, где он совершенно разбит… Едва исполнилось семь лет, как корабль “Слава Екатерины” сошел по Днепру в Понт. Флот уже размноженный торжествует и беспрерывно имеет, по благости Божией, поверхность… Будьте милостивы к контр-адмиралу Ушакову. Где сыскать такого охотника до драки: в одно лето – третье сражение, из которых то, что было у пролива Еникальского, наиупорнейшее. Офицеры рвутся один пред другим. С каким бы я адмиралом мог ввести правило драться на ближней дистанции, а у него – линия начинает бой в 120 саженях, а сам особенно с кораблем был против “Капитании” в двадцати саженях. Он достоин ордена 2-го класса Военного, но за ним тридцать душ, и то в Пошехонье. Пожалуйте душ 500, хорошенькую деревеньку в Белоруссии, и тогда будет кавалер с хлебом».

В Петербурге по случаю Тендровской победы был отпет благодарственный молебен при пушечной пальбе и дан праздничный обед, на котором, также при пушечной пальбе, пили за победоносный Черноморский флот.

Французский посол, присутствующий на торжествах, сообщал в Версаль: «Эта победа может быть оценена императрицей как средство, способное приблизить мир». Подобным образом выразился и министр иностранных дел Франции в беседе с российским послом Смолиным: «Эти события могли бы внушить Порте желание скорейшего заключения мира вне всякой зависимости от влияния и интриг иностранных дворов».

Русская же императрица, оценивая победу при Тендре, писала Потемкину: «Я всегда отменным оком взирала на все флотские вообще дела. Успехи же оного меня всегда более обрадовали, нежели самые сухопутные, понеже к сим исстари Россия привыкла, а о морских Ея подвигах лишь в мое царствование прямо слышно стало, и до дней оного морская часть почиталась слабейшую. Черноморский же флот есть наше заведение собственное, следовательно, сердцу близко. Контрадмиралу Ушакову посылаю по твоей просьбе орден Св. Егория второй степени и даю ему 500 душ в Белоруссии за его храбрые и отличные дела».

В те дни императрица, под впечатлением одержанной победы, уже мечтала о будущей Византийской империи:

– Когда наши знамена взовьются над Константинополем, пусть турки пойдут, куда хотят. Греки же составят монархию для Константина Павловича. И чего Европе опасаться? Ибо лучше иметь в соседстве христианскую державу, нежели варваров! Откроется и большая коммерция при порте Византийском!

Секретарь Храповицкий тут же припомнил:

– Казанское царство составляет теперь спокойное наместничество!

Екатерина улыбнулась:

– Греков мы оживим! Внук Константин – хороший мальчик, и через 30 лет он из Севастополя торжественно проедет в Царьград. Это мы сейчас туркам рога ломаем, а тогда уж будут сломлены, и для него получится куда легче!

Награды за разбитие турок были на редкость щедрыми. Друг и правая рука командующего Гавриил Голенкин получил генерал-майорский чин и Георгий третьего класса. Стали Георгиевскими кавалерами и почти все капитаны кораблей, получили они и следующие чины «за отличие». Матросам выдали по целковому, да позволили от души погулять на берегу.

Впрочем, скромный Ушаков считал, истинным творцом победы силу Небесную, а потому, по приходе 8 сентября в Севастополь, контр-адмирал сразу же отдал приказ по эскадре: «Рекомендую завтрашний день для принесения Всевышнему за столь счастливо дарованную победу моления всем, кому возможно, с судов быть в церковь Николая Чудотворца; священникам со всего флота быть же во оную церковь в 10 часов пополуночи, и по отшествии благодарственного молебна выпалить с корабля “Рождества Христова” из 51 пушки».

Отлично показали себя в сражении и пленные шведы, которых несколько сотен еще к началу кампании переправили в Севастополь из Кронштадта. Моряками шведы были опытными и воинами храбрыми. По-русски понимали они еще не слишком, зато матерились, будь здоров! Ушаков был шведами доволен, а потому, когда эскадра вернулась домой, собрал их на Графской пристани.

– За службу спасибо! – сказал проникновенно. – Ребята вы храбрые и дело моряцкое знаете. Пока мы штормовали да воевали, державы наши заключили между собой мир, и потому отныне вы не пленники, а вольные люди. Посему будете снабжены погонными деньгами, заслуженным жалованием, провиантом и отправлены к себе на родину!

Шведы кричали: «Виват Ушаков!», «Виват Екатерина!»

Но возвратиться на родину пожелали далеко не все. Несколько десятков уже успели обзавестись в Севастополе дамами сердца и предпочли стать черноморскими моряками. Препятствия им в том не чинили.

Что касается захваченного «Мелеки-Бахри», то он был отведен в Херсон на ремонт, где «Царь морей» превратился в «Иоанна Предтечу». Уже в октябре отремонтированный «Предтеча» прибыл в Севастополь и пополнил нашу эскадру. В октябре же в Севастополь пришла еще одна эскадра новостроенных судов во главе с 46-пушечным «Царем Константином». Привел ее из Таганрога бригадир Павел Пустошкин. А тут и новый ордер Ушакову от светлейшего поспел: идти в море и прикрыть дунайские гирла от возможного нападения турецкого флота. 16 октября корабельная эскадра снова покинула Севастопольскую бухту. Сила ее была теперь весьма внушительна: четырнадцать линейных кораблей и четыре фрегата. Но турецкий флот так и не появился. Тендеровский удар оказался столь сильным, что прийти в себя турки еще не могли.

А русская армия уже подступала к стенам измаильской твердыни. Туда же двигались вдоль берега галеры де Рибаса. С моря их прикрывала ушаковская эскадра. Борясь с осенними штормами, линейные корабли продержались в море почти месяц и только тогда, когда в бочках кончилась последняя вода, а из мешков вытряхнули последние сухари, Ушаков повернул на Севастополь.

На берег моряки сходили с гордо поднятыми головами. И было от чего! Отныне российский флот стал полновластным хозяином черноморских вод, борьба за господство Эвксинским Понтом была им с честью выиграна!

* * *

Получив известие о постигшем капудан-пашу несчастии под Тендрой, султан Селим опечалился, но потом неожиданно для всех объявил капудана-пашу победителем.