Впрочем, как ни прискорбно было это осознавать, но для одного из нас оно подошло к концу…

Дядя Пантелей в очередной раз споткнулся и, несмотря на то что мы с Хриплым поддерживали его, не устоял на ногах и обессиленно осел на ступеньки. На наши попытки помочь ему подняться Иваныч лишь помотал головой и грубо оттолкнул протянутые ему руки.

– Ты чего, батя? – возмутился Охрипыч. – А ну бросай эти фокусы! Мы с братком тебя тут не оставим, и не мечтай!

– Уходите! – просипел дядя Пантелей, с трудом поднимаясь на четвереньки и снова отпихивая наши руки. – Ну же, кому говорят! Если вам повезет, значит, еще увидимся! Если нет… Спасибо за все и прощайте!

Прапорщик глянул на меня и состроил выразительную мину: дескать, нечего батю слушать – хватаем его под мышки и все дела. Я согласно кивнул. Однако, едва мы с Хриплым собрались вновь обуздать заартачившегося старика, он отчебучил такое, что вынудило меня на некоторое время напрочь утратить дар речи.

Смекнув, что мы с Хриплым так легко не отступимся, Иваныч притворился, что поддался на наши уговоры и готов идти дальше. Но как только мы помогли ему подняться, он тут же вырвался от нас и, шагнув на подгибающихся ногах к краю лестницы, нырнул в шахту прямо вниз головой…

Я еще не успел отдышаться и потому буквально поперхнулся криком. Прапорщик, наоборот, заорал благим матом и замахал руками, но было поздно – трагедия случилась, и предотвратить ее мы уже не могли.

Мы подскочили к провалу сразу, как только Иваныч сиганул с лестницы, и успели пронаблюдать за постигшей старика участью. Дядя Пантелей падал в пропасть без крика, демонстрируя нам стальную выдержку и решимость, с которой он осуществил задуманное. Очевидно, мысль избавить нас от опеки над ним давно зрела в голове старика, и он успел морально подготовиться к своему нелегкому поступку. Так же, вероятно, наш друг верил, что его сердце не выдержит и откажет задолго до того, как он достигнет дна шахты. Это и позволяло Иванычу спокойно глядеть в глаза смерти… Вернее, уготованного ему чемпионами незавидного бессмертия.

Примерно километр разделял нас и блюстителей, что в прямом смысле прыгали от злости на стены. Дядя Пантелей пролетел это расстояние, не издав ни звука, но миновать беспрепятственно вражеский рой у Иваныча не вышло. Едва он поравнялся с гвардейцами, как весь авангард рвущейся вверх армии набросился на беззащитное тело старика, словно огромная стая пираний на плывущую прямо им в пасти добычу.

Живое жерло за Иванычем на миг закрылось, а затем ком, образованный вцепившимися в дядю Пантелея гвардейцами, провалился и понесся вниз по колодцу, подобно огромному поршню. Вместе со стариком в шахту рухнуло, по меньшей мере, три сотни блюстителей, не считая тех, кого стремительно набирающий скорость ком сшиб со стен и увлек за собой. Если при этом Иваныч был разорван на части, мы такого ужаса уже не видели. Как не слышали и криков товарища, утонувших в кровожадном реве блюстителей.

Несколько секунд, и агрессивная суматоха в стане врага прекратилось, а мы с Хриплым все не могли оклематься от потрясения.

– Дядя Пантелей! – пронзительно закричала Леночка. Запоздало обернувшись, она не увидела разыгравшейся позади трагедии, но мгновенно поняла, что произошло.

Тумаков и Банкирша, подобно мне, разинули рты и были не в состоянии вымолвить ни слова. А вот Рип никак не отреагировал, лишь бросил через плечо «Поторопитесь!» и зашагал дальше. По нашим понятиям, такое равнодушие выглядело оскорбительным, но по чемпионским – вполне обыденным. Поэтому обвинять нашего компаньона в жестокосердии было нельзя.

– Э-э-эх, батя! Что ж ты та-а-ак!.. – в сердцах протянул Охрипыч, покачав головой, после чего положил руку мне на плечо и кивнул на замерших товарищей. – Ладно, браток, потом помянем Иваныча, как полагается. Давай проваливать отсюда. Авось добежим…

– Прощай, дядя Пантелей, – буркнул я, кое-как проглотив вставший поперек горла комок из не вырвавшегося наружу крика. – Будь уверен – мы еще встретимся. Не сегодня, так скоро…

Безрассудный, но исполненный благородства поступок дяди Пантелея оказал нам еще одну услугу. Идущие во главе армии блюстители скопом накинулись на Иваныча и унеслись на дно шахты вместе с жертвой, отчего лишенная авангарда вражеская масса оказалась отброшена на один ярус вниз. Отсрочка была, в общем-то, незначительная. Но после того как по устилавшему колодец рою пронесся ком из множества тел, блюстительские атакующие порядки оказались нарушены, и в рядах гвардейцев возникла неразбериха; хотя «порядки» и «ряды» будут, конечно, для этой оголтелой своры донельзя утрированными определениями.

Смятение врага, а также заметно возросшая скорость нашего продвижения (прости меня за такие слова, Иваныч, но ведь именно ради этого ты нас и покинул) позволили нам оторваться от блюстителей аж на четыре круга. Яснее ясного, что вскоре «акробатическая труппа» должна была отыграть это преимущество. Но пока ее и нас разделяло полтора километра пропасти, мы продолжали борьбу за будущее человечества, какой бы безнадежной она ни казалась.

Надо отдать должное Агате, Леночке и Паше, они стоически перенесли потерю товарища и, будучи шокированы, не впали в истерику, а сумели взять себя в руки и продолжить восхождение. То ли на нашем самочувствии сказывалось приближение Источника, то ли у нас, как у марафонцев, открылось второе дыхание, но нам удавалось удерживать достаточно бодрый темп, не ощущая прилива усталости. Она продолжала оставаться на одном уровне, не уменьшаясь и не перерастая в изнеможение. Это позволило привыкнуть к ней и игнорировать ее, подобно тому, как человек может ходить на работу, игнорируя насморк. Конечно, как и в случае с насморком, нас тоже могли подстерегать в будущем какие-нибудь болезненные осложнения, но сейчас мы о них совершенно не задумывались. Есть порох в пороховницах, и ладно. А до будущего еще следовало дожить.

– Слушай, браток, – вполголоса обратился ко мне прапорщик с оглядкой на бегущих позади Тумакова и женщин. Охрипыч говорил с паузами, стараясь, чтобы не сбилось дыхание. – Есть одна мыслишка… Короче, когда те бугаи опять нас догонят… я тоже прыгну… Видел, как батя нас выручил?.. Вот и я попробую… Пять-шесть минут – это, ясен хрен, немного… Но в нашем случае и они лишними не будут, верно?.. А ты уж постарайся, доведи дело до конца… Ради моих Валерки и Дуси… Ради внуков Иваныча, ради этих ребят… – Хриплый кивнул на Леночку и Пашу. – Да и вообще ради всего нашего Трудного Мира… Обещаешь, браток?.. Не клянись, не надо – не люблю клятв… Просто пообещай.

– Заметано, Охрипыч, – ответил я, не став отговаривать прапорщика от его затеи, поскольку по решительному взору товарища видел, что это бесполезно.

– Вот и молодец, – удовлетворенно кивнул Хриплый. – И за буржуями присмотри… Они ведь только хорохорятся… а на самом деле, как дети малые, чес-слово… Пригляди за ними хотя бы столько, сколько получится… Лады?

– Лады, – снова подтвердил я, хотя мы оба прекрасно понимали, что на сей раз защитить наших спутников от блюстителей я уже вряд ли сумею…