Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пусть помучается.
— Я должен спуститься к ней, — заметил доктор Слоун.
Реймонд взвился:
— Ради всего святого, доктор, она просто рожает, а я умираю!
— Каждый несет свой крест, — посочувствовал Слоун, глядя на Уильяма.
Они вместе спустились по лестнице.
— Сколько времени это займет? — поинтересовался Уильям, уже жалея, что приехал домой.
— Это не должно тянуться очень долго. Первый ребенок родился перед вашим приходом. Со вторым я постараюсь справиться так же быстро, если смогу. Не только вам хочется пообедать, Монтегью.
Молодая женщина на кровати мучилась в родах. Она покрылась потом, и у нее не осталось сил после пытки, длившейся целый день. Ее глаза потускнели, она побелела, как те испачканные простыни, на которых она лежала, тяжело дыша.
Слоун отвесил ей оплеуху:
— Давай, женщина, тебе еще надо как следует потрудиться.
Эмерелд открыла глаза, они расширились от острой боли, охватившей ее. Она открыла рот, чтобы закричать, но не издала ни звука. «Дайте мне умереть, дайте мне умереть», — молила она.
— Тужься, женщина, тужься, — приказал Слоун, и каким-то образом Эмерелд выполнила то, что он от нее требовал. За дикой болью последовало ощущение хлынувшего потока, словно все жизненные соки покидали ее.
Громкий возмущенный крик наполнил комнату, и Слоун пробормотал:
— Что ж, этот достаточно крепкий.
— Ох, это мальчик, хвала Господу, — произнесла миссис Томас, торопливо беря покрытого кровью новорожденного из рук доктора.
Пока Слоун мыл руки, он смотрел на девочку, вымытую и спеленутую миссис Томас. Кухарка положила ее в ногах кровати. К несчастью, она все еще дышала. Доктор Слоун собрал свою сумку и вышел из комнаты. Монтегью, возвращавшийся с пустой кухни, оказался как раз за дверью.
— Монтегью, вам должно стать легче. С этим мерзким делом покончено.
— Вы нашли место для этого отродья?
— Да. К счастью, выживет только один. Я зайду утром, чтобы подписать свидетельство о смерти и забрать у вас другого.
— Отлично, Слоун. Я выйду с вами. Здесь мне сегодня пообедать не удастся.
В комнате роженицы миссис Томас взглянула на Эмерелд, чтобы узнать, слышала ли та ужасные слова, произнесенные мужчинами. Но измученная молодая женщина, казалось, не осознавала, что происходит вокруг нее. Кухарка давно знала, что Уильям Монтегью — отвратительная старая свинья, но теперь она поняла, что у него кровь холоднее змеиной. Да и доктор Слоун не лучше, бессердечный старый боров. Она пожалела, что не привела к Эмерелд повитуху. Возможно, девочке это бы и не помогло, если крошка недостаточно сильна, чтобы выжить, но матери требовалось внимание.
Новорожденный мальчик, вымытый и спеленутый кухаркой, так сильно кричал, что та не стала тратить время и мыть Эмерелд. Вместо этого она отогнула в сторону ее ночную рубашку и приложила ребенка к груди. Он тут же шумно засосал, торопясь насытиться. Казалось, Эмерелд впала в забытье. По мнению миссис Томас, молодая женщина выглядела смертельно больной.
Кухарка выпрямилась и положила пухлую руку на разболевшуюся спину. Она оставалась на ногах почти с рассвета и чувствовала, что вот-вот свалится. Подвинув кресло к кровати и устроив поудобнее усталые кости, она обеспокоенно взглянула на крохотный сверток на постели, потом перевела взгляд на мать.
Все это было слишком для миссис Томас. Она понимала, нужно что-то сделать, но не знала, что именно. Служанка смотрела на закрытые глаза Эмерелд и молилась, чтобы та уснула. Миссис Томас решила, что здесь она бессильна. Все в руках Господа.
Если Шон О'Тул не стоял у штурвала «Серы-1», то он мерил шагами палубу. К тому времени когда корабль подошел к лондонским докам, Килдэр проделал пешком половину пути до Англии. Он понимал, что состязается со временем, хотя нет никакой надежды, что ему удастся успеть до того, как у Эмерелд начнутся роды. Ему хотелось забрать ее из мавзолея на Портмен-сквер и отвезти в красивый дом на Олд-Парк-лейн, где они провели такие счастливые часы. Более того, ему хотелось присутствовать при рождении своих детей. Шон понимал, что обязан как-то исправить то, что сделал с ней. В жизни каждого мужчины есть свой решающий, поворотный момент, и теперь настал его час.
В два часа ночи «Сера-1» бросила якорь. В три часа огромный черный экипаж отвез троих пассажиров к дому Монтегью на Портмен-сквер. Шон выпрыгнул из кареты, взлетел вверх по ступеням, и его кулак обрушился на дверь. Белтон, заснувший в холле в ожидании Уильяма, вскочил на ноги так быстро, что налетел на медную стойку для зонтов. Ругаясь на чем свет стоит, дворецкий открыл дверь и, к своему ужасу, увидел перед собой не хозяина, мистера Монтегью, а его врага, горой нависшего над ним. И, что еще хуже, этот мужчина явно намеревался снова ворваться в дом, как он это уже проделал однажды.
— Вы не можете войти. Сейчас глубокая ночь!
О'Тул подавил рвавшееся наружу желание применить силу.
— Отойди в сторону, — спокойно произнес он. — У меня закладная на этот дом. Он принадлежит мне.
Белтон потерял дар речи и отступил, давая возможность войти не только О'Тулу, но и сопровождавшим его мужчине и женщине.
— Немедленно отведи меня к ней. — В приказании, отданном так спокойно, таилась смертельная угроза.
— Прошу вас сюда, милорд. — Лицо Белтона залила краска, потому что дочь хозяина дома находилась в помещении для прислуги.
Когда Шон вошел в крохотную комнату, его сердце упало. Он опоздал к рождению детей и, судя по всему, вообще опоздал. Его появление разбудило спящую служанку, но молодая женщина, привязанная к кровати, — ребенок дремал у ее груди — даже не шевельнулась. Почти сгоревшие свечи практически не давали света.
— Зажгите лампы, — приказал Шон служанке, а сам встал на колени рядом с кроватью и взял Эмерелд за руку. Вспыхнула лампа, и он увидел то, чего так страшился. Эмерелд больна. Она выглядела мертвенно-бледной. Шон отвел волосы с ее лба и почувствовал, как он горит в лихорадке под его пальцами.
Он пришел в ужас от того, что его любимая лежит на грязных простынях. Шон услышал, как у него за спиной Пэдди Берк воскликнул:
— Пресвятая матерь Божия!
В душе О'Тула росло желание убить, прикончить ее отца и мужа за то, что они совершили, как пренебрегли ею. Усилием воли Шон подавил ярость. Сейчас он обязан думать только об Эмерелд и их новорожденных детях.
Килдэр услышал, как судорожно выдохнула Кейт Кеннеди:
— Нам нужен священник. Эта малютка только что испустила последний вздох.
Ее слова заставили Шона действовать. Он выхватил маленький сверток из рук Кейт и посмотрел в крошечное посиневшее личико. Быстро прижавшись губами к ротику дочки, он с силой вдохнул в ее легкие воздух.