– Откуда? И куда?

Тугарин-Змей указал на север и лаконично ответил:

– Оттуда. – Ткнув большим пальцем за плечо, добавил: – Туда.

– Понятно, – вздохнул широкий.

– Вы не подскажете, как пройти на верфи? – поинтересовался Браун.

Во взглядах парней отразилось удивление и растущий интерес.

– Верфи? – сузил глаза широкий. – Какие верфи?

– А у вас их много?

– Было целых три, – поведал абориген. – Уполномоченный питерского завода эмбриосистем принимал заказы на корабли надводные, уполномоченный из Екатеринбурга брался за подводные, а того, что из самой Москвы-матушки, уполномочили глубоководные строить.

– Нам нужны батискафы.

– Значит, вам к москвичу. Только нет его.

– А где он?

– Позапозавчера пристрелили. А верфь отобрали.

– Кто? – напрягся Тимофей.

– Вы, я смотрю, китов пасете? – агрессивно спросил сосед широкого, с нечесаными волосами цвета соломы. – Вот и пасите дальше!

Мельком глянув на него, Браун раздельно проговорил:

– Мы здесь не для того, чтобы выслушивать дурацкие советы. Нам нужны батискафы. Платим наличными.

Парни оживились.

– Да мы бы и рады, – сказал широкий с прочувствованностью, – мы тут все эмбриотехники. Пришли бы вы летом, мы бы это дело мигом спроворили! А теперь…

– Так кто москвича шлепнул, я не понял? – вопросил Боровиц.

– Бешеный Айвен, – криво усмехнулся парень, бритый наголо. – Доволен?

– А, так эта сволочь здесь? – обрадовался Тимофей.

– Эта сволочь, – понизил голос широкий, – стреляет быстрее всех, кого я знаю. Даже быстрее Сихали Брауна!

– Это вряд ли, – покачал головой Тимофей. – Ладно, повествуйте по порядку – когда тут возник Айвен, и что он успел натворить.

– Слышь, ты? – с угрозой вымолвил парень с соломенными волосами.

Но тут бритоголовый звонко шлепнул себя по черепу и воскликнул:

– Ты – Сихали Браун!

Аборигены изобразили потрясение – выпучили глаза и приоткрыли рты.

– А ты? – улыбнулся Тимофей.

Бритоголовый быстренько обтер руку об джинсы и протянул ее для приветствия:

– Трейс Джордан.

– Очень приятно, Джордан. Рассказывай.

Трейс нервно оглянулся и повел свой рассказ:

– Неделю назад в порт подгребла большая черная субмарина без опознавательных знаков, – начал он, – и высадила на берег целую банду – человек двадцать мелкой и крупной шпаны. Их вел Айвен Новаго.

Наш городишко и без того тишиной и покоем не славен – народу много, и каждый мнит себя человеком с большой буквы. А тут такое началось… Днем драки и поножовщина, по ночам стрельба, утром на улицах находили по два-три трупа. И как-то так вот, под шумок, Айвен стал хозяином верфи от екатеринбургского «Эмбриотекта». Лит Боуэрс, бывший шериф наш, спросил его, когда же тот успел, а Бешеный затянулся сигарой, выпустил дым в лицо Литу и нагло так усмехается: а я, говорит, купил ту верфь. А почему тогда предыдущего хозяина не видать, интересуется шериф. А уехал он, веселится Новаго.

Эмбриотехников с верфи Бешеный разогнал, а на другой день нам геофизики шепнули: нашли-де уполномоченного. Три дня пролежал на лавовых полях – вся грудь разворочена импульсами. Ну вот… А потом вроде как питерские Айвену верфь продали. И тоже «уехали». Москвича Бешеный застрелил прямо в салуне, при свидетелях. Шериф бросился Новаго арестовывать – и Боуэрса тоже похоронили… Что еще? Все. Два дня назад Длинноволосый Артур нацепил себе на грудь звезду шерифа. Это было утром. Вечером он обходил салуны, и Айвен прострелил ему звезду… Вчера Совет назначил на вакантную должность Димона Башку, назначил под дулом бластера. Ноу комментс.

Тимофей покивал, соображая.

– Покажете, где ваш Совет заседает? – попросил он.

– А вона, вдоль по Второй улице до самой флаерной станции. Совет рядом, в доме с куполом, над ним шпиль. Увидите…

Браун оглянулся на друзей.

– Пошли, – проворчал Боровиц. – Чувствую я, придется нам этот город чистить… Пока мы этого Бешеного не угомоним, не видать нам батискафов!

На Второй улице было слякотно – недавно прошел дождь, и пепел с песком чавкали под ногами. Пластиковые тротуары были покрыты коркой засохшей грязи. Ну хоть засохшей…

В Порт-Фенуа чувствовалось будущее – здесь салуны чередовались с базами-лабораториями и производственными модулями, а посреди маленькой площади высились башни мезоядерной станции. Но доминировало как раз прошлое – мрачные физиономии небритых личностей, подпиравших навесы над входами в салуны, Сихали видел по обе стороны улицы. Личности держались нагло, выставляя бластеры напоказ, хлестали виски из горлышек, перебегали китопасам дорогу, указывали на них грязными пальцами и говорили: «Кх-х!» В общем, нарывались на грубость.

Один, то ли особо наглый, то ли особо глупый отморозок изобразил выстрел слишком близко от Ильи Харина, и тот прогудел с угрозой:

– Слышь, вонючка? Отпрыгни в сторону. И не смерди!

– Не называй меня вонючкой! – окрысился тот.

– А я как раз и назвал, – спокойно сказал Змей.

Вонючка бросил руку к кобуре, но Илюша только с виду был медлителен. Его кулак сработал как шатун и расквасил вонючке нос. Пролетев метра три, отмороженный растянулся в пепловой жиже.

Небритые личности моментально вооружились. Человек десять молодчиков выхватили бласты, и тут Тимофей шагнул вперед. Положив ладони на рукоятки, он громко оповестил:

– Я – Сихали Браун! Тронете кого из нас – будете иметь дело со мной. Я, конечно, тоже смертен, но четверых-пятерых с собой забрать успею.

Молодчики неуверенно попятились. Все, кроме одного – невысокого коренастого мужчины с давно не стриженными волосами. Этот остался на своем месте, только руки отвел подальше от оружия.

– Я убью тебя, Браун, – выцедил он.

Тимофей внимательно посмотрел на него.

– Ладно, – проговорил он, – ты это произнес, хомбре. В любое время.

– Сейчас! – рявкнул волосатый.

Его рука пала к кобуре. Волосатому оставалось лишь согнуть локоть и выхватить бласт. Острое желание убить пронзило его. Он направил…

Два заряда ударили ему в живот, и волосатый покачнулся на пятках. Он отставил левую ногу назад, чтобы не упасть, и начал поднимать шестизарядник, но когда он поднял руку, то увидел, что бластера в ней нет.

Озадаченный волосатик слепо посмотрел на свою руку, колени его подогнулись, и он упал. Все тело ниже пояса онемело, однако мозг был жив и ясен. Мужчина попытался заговорить, попытался увидеть лицо человека, который стоял и смотрел на него. Волосатый попробовал вымолвить хоть слово, но не вышло… вот что он чувствовал, умирая.