Перепуганные президенты мигом собрались на внеочередное заседание Всемирного Экономического Сообщества и дружно постановили: запретить все практические разработки по трансмантийной инженерии как представляющие угрозу существованию цивилизации и сохранению жизни на Земле.

Трансмантийщики искушали размахом деяний – проектами опускания и поднятия гор, погружения пустынь для создания внутренних морей или образования островов в океане. Как из пучин поднять остров? Очень просто, – отвечали геоинженеры. На глубину сотни километров, к верхней мантии – астеносфере – прокладывается шахта. И образуется плюм – магматический столб, восходящий поток горячего мантийного вещества. Голова плюма растекается под земной корой, и ту начинает пучить. Образуется сводовое поднятие – дно океана выдавливает вверх в радиусе сотни километров. Вот вам и остров!

К сожалению, возможные ошибки геоинженеров грозили непредсказуемыми последствиями – сверхизвержениями и сверхземлетрясениями. А сколько при этом вырвется удушливых и ядовитых газов? Такой мор начнется, что впору будет заново раскручиваться эволюции…

Такое светило планетологии, как Стремберг, доказывал, что простым поднятием сотворение суши не обойдется, уж больно могуч плюм. Обязательно начнутся трапповые извержения – жидкая лава пойдет изливаться из многочисленных трещин в колоссальном объеме, покрывая за короткое время территорию площадью с Европу. А воздух надо всей планетой будет отравлен газами и пылью, не совместимыми с жизнью.

Отто Васильевич отвечал на это флегматичной цитатой: «Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет». И позволил трансмантийщикам практиковаться в ТОЗО. Генруку нужны были острова. Большие острова.

Разноплеменная толпа геоинженеров не находила слов для благодарности. Геоинженеры торжественно пообещали поднять из пучин остров величиной с Корсику и выполнили свое обещание. Этот участок суши, со всех сторон окруженный водой, назвали Пацифидой-1.

В первые дни творения холмистую поверхность острова, совсем недавно бывшую дном абиссальной равнины, покрывал белый слой ила. Чуть позже снежный глобигерин накрыли толщи вулканического пепла, и лишь кое-где широко разлилась лава, образуя плато базальтов. Прошли дожди – сперва кислые, потом обычные. Впадины в центре острова потихоньку заполнялись водой, зажурчали первые ручьи, комбайны натуртехников прошлись, засеивая долины травой, а на крайнем юге Пацифиды-1, в укромном заливчике, сам собою вырос город. Сперва тут стоял лагерь трансмантийщиков, потом налетели планетологи со всего света, геофизики и прочая ученая братия. Им постоянно требовалась тяжелая техника – прибыл целый отряд первоклассных эмбриомехаников. И пошло – одна улица протянулась, другая. Третья, четвертая. Город назвали Порт-Фенуа[45].

Там имелись три верфи, приспособленных под серийное выращивание подводных аппаратов. В Порт-Фенуа Боровиц планировал предпоследнюю остановку – дальше к югу простиралась под водами впадина Яу.

Сихали Браун, еще не видя Пацифиды-1, уже слышал ее – несмолкаемый низкий гул несся оттуда, а потом над линией горизонта вспучилась исполинская серо-лиловая гора – эруптивная туча – густейшие клубы пепла, газов, пыли и пара, поднявшиеся в верхние слои атмосферы.

Туча подавляла своими размерами, ее постоянно прошивали слепящие зигзаги молний, казавшиеся искорками, затухающими в дыме большого костра, – так ничтожны были проблески небесного электричества.

Высоко в небе лохматые пряди охватывали диск солнца, попеременно обращая его то в грязно-сиреневый, то в тускло-багровый мятущийся среди дымного хаоса шар. На океан легла мрачная тень, стало темно, как в сумерки. А потом Браун увидел остров – темную полоску между клокочущей лавой, рвущейся из недр, горящей желтым и оранжевым накалом, и отсветами извержения на водах. Слева, километрах в полутора, щербатые гряды скал тряслись, будто в ознобе; справа по разлому коры рвался фиолетовый вал дыма и пепла. Он набухал, стреляя в зенит клубами, и тогда в его мутных недрах дико сверкал огонь, выбиваясь палящими жгутами молний.

Трансмантийщики добросовестно вели проект, формируя плато базальтов на севере и северо-востоке Пацифиды-1.

– Вот это я понимаю, – хмыкнул Белый, – называется – дали гари!

– Страшно как… – пробормотала Наташа Стоун, расширенными глазами следя за грозной игрой стихии.

– Эти демиурги самодеятельные кулаками и коленями стучали себя в грудь, – сказал Шурик Рыжий, – клялись, что все пройдет без катаклизмов… Вулканический пепел плодородный очень – трава объестся! – и ил еще, тоже… Запашок какой-то прёт инфернальный – парфюм «Сероводородный»!

– А что это над нами вертится постоянно? – ткнул пальцем в небо Шурик Белый.

– Дископлан какой-то… – пригляделся Боровиц. – Этих, наверное, «короедов». В смысле – трансмантийщиков.

Браун глянул в небо. Там медленно, на манер канюка, кружил черный дискоид. Летал над плавбазами, словно нарезая магический круг.

– Змей, – окликнул Станислас, – на всякий случай, проверь пушчонку.

Так небрежно сегундо прозывал самую настоящую ПМП – противометеоритную пушку, неясными окольными путями притащенную им на «Онекотан». И плевать он хотел на закон о военной технике. В ТОЗО понимали лишь один закон – револьвера, а уж кодекс ПМП всякие аутло будут чтить свято…

– Уже! – отозвался Харин, неловко повернувшись в блоке регенератора, похожем на цилиндрический корсет. – Сбить?

Его слова перебил рык пробужденной тверди – загрохотало так, что Тимофею уши заложило. Он перевел взгляд на местность. Глаза по привычке искали впереди хоть какое-то подобие огнедышащих гор. Напрасно. Там все было вихрь и мрак, в которых разжиженная материя перемешивалась с палящим клокотанием газов, как в бесконечном, никогда не смолкающем взрыве.

Черный дымящийся берег разошелся зияющей трещиной, распоровшей жгучие напластования базальтов на многие километры, и тут же из разлома поперла лава – вздуваясь куполами, оседая, заплескивая тяжкими волнами, перехлестывая в море. Раздалось громовое шипение, и клубящиеся облака пара скрыли берег. Но ненадолго. Сильный южный ветер сдувал газы, открывая остров и потоки магмы, пылающей яркой желтизной и словно колыхавшейся от жара.

Желтый внезапно превратился в белый. Палуба «Онекотана» сотряслась, гром наполнил уши, и по всему берегу вздыбилась раскаленная добела масса. Забили красные фонтаны жидкой лавы. Пробивая клубы серого, черного, синего дыма, распускались снопы алых лапилли – огненного града, с угрожающим свистом разлетались алые ядра – вулканические бомбы.

И все это запредельное действо шло под аккомпанемент непрерывного рева, трескучих ударов и громовых раскатов. Неожиданно наступило затишье. От озера лавы, стекающего в океан, донеслись утробные вздохи, истерические вскрики, натужные хрипы. В лавовой толще рождались течения, кружили черные обломки, словно плоты на порогах.

«Онекотан» двигался в почтительном отдалении от берега – складчатой кручи из остывающей лавы. Край обрыва светился вишневым и гранатовым, ниже переходя в темно-пурпурный и покрываясь черной гибкой коркой. Редкие красные сполохи огня пробегали по твердеющему панцирю, сыпали алые брызги и закручивались султанчики коричневых дымов.