Тимофей прицелился и обжег лошади бок. Гнедая заржала, лягнулась, и кавалерист поспешил спешиться. Он так торопился, что не слез, а слетел на землю, при этом его нога запуталась в стремени, и ржущая гнедая поскакала, волоча за собой вопящего всадника.

Один Бешеный Айвен оказался знакомым с ездой на коне. Спрыгнув на землю, он открыл огонь из-под шеи коня. Перебегая к озеру, стрелял Толстяк Ролли, тряся вислым брюхом.

Арманто, попав под перекрестный огонь, задергался, прожигаемый импульсами, и упал. Брауну пришлось сначала подстрелить коня, и лишь затем, когда животина рухнула, он направил дуло на Айвена. Но и тот был не промах – отбросив пустой бласт, нырнул в озеро.

Проклиная Джадда и его неведомого «шефа», Тимофей кинулся к Вуквуну. Тот был плох. Оставляя красную полосу на траве, «знатный китодой» отползал под защиту гранитного валуна.

– Уходи, – пробулькал он, сплевывая кровь. – Слышишь? Меня ты не дотащишь, только сам пропадешь…

– Еще чего!

Сихали метнулся к убитым всадникам и тут заметил, как жирное тело Толстяка шустро выбирается на берег. Он выстрелил, но Ролли поставил рекорд в беге на четвереньках и исчез в зарослях. Бешеный не показывался.

– А, ч-черт!

Браун живо нагнулся к убитому всаднику и снял у того с пояса аптечку-диагност. Бегом вернувшись к Арманто, он упал перед ним на колени.

– Сейчас мы все исправим, – бормотал он, расстегивая комбез на раненом и пристраивая диагност. По рубашке Вуквуна расплывались два кровавых пятна – импульсы пробили китопасу грудь и угодили под сердце. Печень тоже была задета. И живот.

– Тимка… – затрудненно сказал Арманто. – Глупо как…

– Все будет в порядке, тундра! – грубовато подзадорил друга Браун. – Сейчас мы тебя нафаршируем тем, что доктор прописал, и будешь как новенький.

– Наташку береги, однако… – измолвил Вуквун. – Любит она тебя, я же вижу… Шибко-шибко любит…

– Арманто!

Арманто не ответил. Он умер.

Браун зарычал, ударил кулаком в песок, но смерть никому не уговорить, ничем не купить ее. Она приходит, не спрашивая дозволения, и берет своё.

Два плазменных заряда протянулись из леса. Еще двое на конях, гикая и присвистывая, ехали рысью, отпустив поводья, и стреляли не целясь. Попасть на скаку даже по стоящему человеку непросто, зато Тимофею ничто не мешало. Вскинув бластеры, он зашагал навстречу всадникам, стреляя с обеих рук.

Одного зеллеровца он вышиб с седла сразу, другой попытался развернуть коня – и получил импульс в голову.

Вернувшись к телу друга, Сихали Браун постоял, пока сердце отбило десять ударов, круто развернулся и пошел на восток, к корме «Изолы». За Арманто они ему заплатят самую высокую цену. Теперь он будет стрелять без предупреждения, а эту толстую свинью… этот мешок с ворванью… найдет и наделает дырок в брюхе. С наслаждением! Вторым от его руки падет Айвен. Или первым – это уж как получится.

Долго искать Толстяка не пришлось, он объявился сам. Тимофей уже добрался до рощицы мексиканской сосны, за которой начиналась территория Кормы, как вдруг в тени между деревьев сверкнула лиловая вспышка, и ногу опалила страшная боль и резь. Он ухватился за ветку, чтобы не упасть. Бросился за каменную глыбу. А из-за пушистой сосны показался Толстяк Ролли с бластером в руке.

– Завтра в салунах уже обсудят первые новости, – говорил он, уверенно улыбаясь, – новую весть о том… – Он выстрелил, и тело Тимофея дернулось от импульса. – …О том, что Ролли Кегл убил великого Брауна.

Толстяк действительно был быстр. Вскинутый бласт дымился, а заряд ударил в Сихали через какую-то долю секунды после того, как он сам нажал на спуск. Чувство было такое, словно раскаленный прут воткнули ему в бок и основательно провернули. Пошатнувшись, Тимофей отступил, а подвернувшийся под ногу камушек спас его от третьего выстрела Ролли.

Упав, Браун нажал на курок.

Толстяк осел на камни. На лице его все еще блуждала странная улыбка, но теперь она казалась застывшей. Ролли грохнулся оземь.

Тимофей попытался сесть, но не вышло. Он лишь перекатился на гравии, ощущая пыль сорняков, и продолжал выталкивать использованный горячий картридж, чтобы вставить новый.

У него это получилось. Толстяк глядел, мучительно усмехаясь, и бормотал свое:

– Завтра в салунах… – Он пускал ртом пузыри, голос стал еле различим. – Ну, ты хороший… стрелок… Ты убил меня…

Казалось, он еще усмехается. Но больше он ничего не мог – душа покинула грузное тело.

С великим трудом Браун поднялся на колени. Шатаясь, он смотрел на убитого Ролли. Прожженные каналы были большими.

К своей прежней позиции он подполз как раз вовремя. Залегшие в роще китопасы Зеллера, встревоженные перестрелкой, предприняли попытку прорваться. Голова у Тимофея кружилась, перед глазами все плыло. Если они сейчас набросятся на него – все будет кончено.

Земля, казалось, ускользала из-под него, но Сихали все-таки сделал выстрел… потом другой. Один из китопасов упал, остальные метнулись к укрытиям.

Неровно и трудно дыша, Браун кое-как порвал рубашку и наспех перевязал раны. Теперь надо было уходить.

Сейчас… Он должен действовать сейчас… Сделать нормальную перевязку, напиться, найти место, где можно было бы спрятаться и выдержать последний натиск. Причем оно должно находиться где-то очень близко, потому что далеко он уйти не сможет.

Перекатившись на живот, Тимофей прижал руки к груди. А потом пополз…

Когда он открыл глаза в следующий раз, ночь прошла, небо уже становилось по-предрассветному серым. С трудом Брауну удалось поднять голову – от усилий все поплыло перед глазами, но, когда головокружение немного улеглось, он осмотрелся. Густые заросли чапараля поднимались вокруг, а где-то за кустами журчала вода.

Тимофей лежал очень тихо, наблюдая, как медленно светлеет небо. Ему только и хотелось – вот так лежать, не тратя ни на что никаких усилий… И умереть.

Умереть? Нет.

Добравшись до ручья, он напился холодной чистой воды. Чудилось, вместе с влагой прохлада проникла во все уголки тела. Браун опустил голову на песок и лежал, тяжело дыша.

Тупая боль волнами перекатывалась по всему телу. Надо было зажечь костер, нагреть воды и промыть раны.

Тимофей был настолько слаб, что еле шевелил пальцами. Он потерял много крови, давно ничего не ел и все больше ослабевал.

Левой рукой Сихали с трудом подтащил сучок. Затем другой…

Немного сухих листьев, куски высохшей коры…

Надо было выжить. Превозмогая слабость, стараясь не впасть в забытье, он добрался до поваленного дерева и, ободрав кору с сухой стороны ствола, смастерил из нее подобие конического котелка.

Слабый импульс из бласта разжег маленький костерок. Борясь с дурнотой, Браун зажал сосуд из коры между двумя камнями, и пламя охватило его. Ниже уровня воды кора, пропитанная влагой, гореть не будет. Стараясь подбросить в огонь еще несколько веток, Тимофей снова потерял сознание.