– Ну тогда полетели, найдём “то место”, – я предпринял очередную попытку встать, но сестра хотела иначе провести ближайшее время. Пришлось ждать, пока Калиса вдоволь наиграется.

– Сильный… – проговорила сестра, сражаясь с ветром.

– Сколько у тебя маны осталось? До пика долететь хватит? – я сам едва справлялся с резкими порывами. Сестра ответила утвердительно.

Долетев до ближайшей горы и кое-как приземлившись, мы едва не покатились вниз – склон оказался слишком крутым, да и вечно дующий ветер устойчивости не добавлял. Но надо было восстановить ману, а то на перелёт не хватит.

Пока сестра продолжала жаловаться на ветер, я обернулся и посмотрел в сторону нашей пещеры. До неё чуть больше сорока километров, но мы уже потратили два запаса маны из-за сильного бокового ветра, постоянно сдувавшего нас с пути. Обнадёживало, что с другой стороны гор ветер будет слабее.

Склон горы, на которой мы приземлились, была частью цепи гор, уходящей от нас во все стороны света. Единственный ориентир, по которому можно понять масштабы каменных массивов – это Эверест. Он находился в центре массива и до него примерно километров двести, а значит общая длина массива примерно равна четырём сотням километров.

Где-то далеко на юге, где заканчиваются горы – обитают дворфы. А где-то рядом с нами, если сестра правильно поняла маму – должен быть их заброшенный город. Вот про это интересное место говорила Калиса. Но сперва надо преодолеть несколько горных пиков и одержать победу над ветром.

Спустя несколько дней у меня уже раскалывалась голова от увиденного.

– Да хватит с меня непонятной геометрической херни! – прокричал я наш в общий канал мыслеречи от возбуждения, или даже шока.

Мы только что преодолели очередную горную цепь. Сместившись вправо из-за сильного ветра, мы практически вылетели к каньону. Эта огромная расселина смотрелась естественным творением природы рядом с рукотворным водосбором. И ведь за последнее время это уже второй раз я вижу не совсем адекватные вещи.

Ещё когда мы перелетели через первые цепи гор – мне срочно потребовалось приземлиться и немногого отдышаться. Эверест, оказалось, находился в центре каменного полотна, усеянного пиками гор различной высоты. И в их расположении угадывались прямые линии. Не столь явные, если не всматриваться, то можно и не заметить. Но я заметил. В четыре стороны от Эвереста и практически до конца полотна крестом отходили цепи гор.

В тот день мне не было видно каньона и того место, где брала начало текущая в нём река. Но сейчас это место нашлось, и я задумался: что из увиденного за последние дни можно назвать самым странным? Может быть, это Эверест с его четырьмя линиями гор? Или же это огромное озеро правильной ромбовидной формы, в которое впадали все здешние горные речушки?

Мало того, что нижний угол ромба был стёсан ворвавшимся в него каньоном; мало того, что другой угол ромба упирался в одну из линий Эверестовых гор; так ещё из двух остальных углов отходили высохшие русла рек, поросшие кустарником и деревьями.

В сознании вспыхнула сюрреалистичная картина далёкого прошлого. Ещё до появления каньона это озеро заполнялось потоками талой воды и, выступая неким хранилищем, отдавала её в три реки по одной на каждый незадействованный угол. Но в один день что-то разворотило землю под третьей рекой, создало каньон и направило всю воду в сторону Поля Слёз.

– Красиво выглядит, – сказала сестра, неправильно истолковав мой возглас.

– Не спорю, что красиво. Но странно.

– И что? Зато красиво.

– Красиво, красиво, – я решил не пререкаться и спросить у мамы про это озеро и гору. – Где тот город?

– Нам туда, – Калиса взглядом показала в сторону Эвереста после минутных раздумий.

По левой стороне от него шла линия гор. Вот туда нам и следовало лететь. Но одно дело показать, и совсем другое – найти.

Мы потратили три дня на поиски чего-то, что могло напоминать вход, двери, арку, проём, отверстие или что-то подобное. С большого расстояния казалось, что мы нашли прямой камень, выглядывавший из склона горы и лежащий на плоской подставке. Но при приближении подставка превратилась в запертый внутри гор маленький луг, а камушек – в огромную арку, высокую и широкую. С крохотными ступеньками перед ней.

– Калиса, посмотри на меня, – я попросил сестру, когда мы приземлились рядом со входом.

– Нет, – Калиса легла и свернулась калачиком, отгородившись от всего и вся.

– Калиса, ну чего…

– Ничего!

– Сестрёнка, вставай.

– Нет, я отдохнуть хочу!

Вот что мне делать с этим созданием? Я виноват в том, что она неправильно поняла мамины слова и мы искали этот чёртов вход совсем не там, где надо? Да я даже слова не сказал, но нет, она решила обидеться на себя за свою же непонятливость.

– Сестрёнка, давай внутри отдохнём.

– Нет, я буду лежать здесь. А ты иди, – грубо ответила Калиса.

– Так. Или ты встаёшь и идёшь за мной, или я потащу тебя за хвост.

– Не потащишь.

– Уверена? – я приготовился держать ответ за слова.

– Увере… Сиал, отпусти! – завопила сестра. Крепко сжав её хвост челюстями, я стал пятиться в попытке потащить сестру.

– Не отпущу.

– Братик…

– Да мне всё равно, братик или нет. Обижайся на себя сколько влезет, но вот мне зачем грубить?

– Прости, я не…

– Прощаю, я не в обиде. Но какой смысл вообще обижаться?

– Я ошиблась. Сильно.

– И что? Подумаешь, ошиблась, – я отпустил её хвост и приблизился. – Я тоже много ошибался. Вот, например, надо было в детстве с тобой дружить, а не ругаться. И что? Я на себя обижаюсь из-за этого? Нет, вообще не обижаюсь. Потому что на ошибках нужно учиться. Вот теперь ты знаешь, что надо переспрашивать у мамы, если что-то не понимаешь. Поняла?

– А что бы ты делал, если бы не ругался?

– Узнал бы, что зелёный хвостик вполне приятен на вкус, – я щёлкнул челюстями. Сестра намёк поняла сразу и подогнула хвост под себя.

– Но мне всё равно обидно, – тихо проговорила Калиса.

– Ты опять?

– Но мы так долго летали. А если бы я сразу у мамы спросила, то… Братик, ты куда?

– Туда, – я кивнул на огромную арку. – А ты можешь обижаться хоть до позеленения. Ну, или