Сейчас начнет утверждать, будто она сама раздвинула перед ним ноги. Скучно.

–А разве это неправда?

Зильберрад помолчал, постукивая пальцами по столу, а до Кристофа тем временем вдруг дошло, что не Урсула должна была стать жертвой Рупрехта. Не ее он собирался сломать, а Агату! Но, вероятно, передумал в последний миг – так трусливые мальчишки-живодеры ломают кошке не лапу, а хвост.

–Вино ударило мне в голову,– наконец сказал Зильберрад.– Сожалею. Но я не так давно подписал Пакт и ошалел от собственной безнаказанности. Уж ты-то знаешь, как это бывает.

О да! Кристоф знал.

Рупрехт подался вперед и сам наполнил кружку гостя пивом.

–Я заплачу тебе десять рейхсталеров,– предложил он.– Вдвое больше обычной отступной цены[48].

Вагнер хохотнул:

–Зачем мне деньги? Умоляю тебя. Первое, что просит любой, подписавший Пакт,– это мешок золота. Потом еще один, и еще…

Вранье, он сам просил не это. Вовсе не богатство он вымаливал у Ауэрхана, разбивая себе голову о стены. Но Рупрехту это знать было необязательно.

–Что ты предлагаешь? Хочешь взамен изнасиловать одну из моих служанок?

–Я простой парень из Виттенберга, дружище.– Кристоф развалился на стуле, широко раздвинув колени.– Я привык решать споры мордобоем. Только он помогает мне отвести душу. Но поскольку я имею дело с человеком благородным, то предлагаю все же биться на шпагах.

Кажется, ему удалось удивить хозяина дома.

–Ты всерьез предлагаешь мне поединок из-за служанки?!– расхохотался Зильберрад.– Но какой в этом смысл, если убить друг друга мы не сможем? Не проще ли заставить драться наших демонов?

Кристоф заметил, что на лице мальчика, стоявшего за его стулом, мелькнуло отвращение. Ох, мой дорогой… Оставляя демона у себя за спиной, всегда сначала отращивай глаза на затылке. Они тебе пригодятся. Никто не будет так терпеливо ждать, пока ты оступишься, как самый близкий, самый преданный твой помощник.

–Ты скучен,– заметил Вагнер.– Я всегда это знал, а теперь вижу очередное подтверждение. Я хочу, чтобы ты, Рупрехт Зильберрад, дрался со мной. Пускай мы друг друга не убьем, но ведь можем покалечить! Что может быть веселее? Я научу тебя развлекаться!

Он знал, что это сработает. Зильберрад слишком дорожил своей гордостью, чтобы отказаться.

–Знаешь, а я ведь неплохой фехтовальщик,– ответил он после паузы.

–Тем лучше! Из меня-то фехтовальщик никудышный.

…Рупрехт вытребовал себе неделю, чтобы подготовиться. Вагнер догадывался, чему он посвятит эту неделю: нет, не беспросветному кутежу и пьянству, а тренировкам. Он наймет лучшего учителя фехтования или заставит своего мальчика стать таковым и будет упражняться целыми днями, чтобы не упасть в грязь лицом.

По пути домой молчание Ауэрхана поглотило все пространство между ними.

–Ох, не держи это больше в себе!– взорвался Кристоф.– Сколько?

–Шестьсот тридцать два,– немедленно отозвался демон, и в голосе его звучало некоторое разочарование.

* * *

–Знаешь, после твоего появления в моей жизни осталось не так много людей, которых я хотел, но не мог убить.

Ауэрхан вошел в спальню тихо, чтобы не разбудить Кристофа. Но тот, как выяснилось, не спал. Он лежал, раскинув руки и ноги, на батистовых простынях и рассматривал резьбу на изголовье кровати. С одной ноги он снял сапог и зашвырнул его в угол комнаты, но на второй сил не хватило. Демон потянул за пятку и вытряхнул господина из обуви и чулок.

–Знаю.

–Но это не значит, что я не могу отрезать ему нос. Или хер.

–Или он вам.

–Или он мне,– легкомысленно согласился Кристоф, поворачивая голову.– Ты хоть знаешь, где моя шпага?

–Почему не мушкет?

–О Денница, конечно, нет!– Он сел, удивленно посмотрел на свои голые пятки и пошевелил пальцами на ногах.– Во-первых, мушкетом можно и себе отстрелить что-нибудь ценное. Во-вторых, как же я ему отрежу хер, если у меня в руках будет мушкет? Ты когда-нибудь резал мушкетом? К тому же стреляю я хуже, чем дерусь. Когда-то я был неплохим дуэлянтом.

Не совсем так, знал Ауэрхан. После смерти Фауста Кристоф стал дуэлянтом яростным и безумным. Он бросался в атаку без всяких прелюдий, оглушая противника напором. Кулаками, впрочем, бывший трактирный подавальщик всегда работал лучше, но такие случаи выдавались редко. Люди сделались скучными и пресными. Вместо того чтобы разукрасить себе костяшки чужой кровью, они предпочитали держать соперника на расстоянии шпаги. Спину выпрямить, ногу отставить… Кристоф вечно распалялся: «Я убивать его собрался или танцевать с ним?»

Сейчас, удивленный собственным прошлым, он казался Ауэрхану трогательным – почти как в тот самый первый раз, когда они встретились.

–Вы же могли просто приказать мне сражаться с его демоном.

Вагнер фыркнул презрительно:

–Ты бы еще в карты предложил нам сыграть! Мне насрать, что будет с его демоном, как насрать, что будет, скажем, с его кошкой. У него есть кошка?

–Иногда можно сделать человеку гораздо больнее, отрезав голову его питомцу, чем выколов глаз ему самому.

Кристоф пропустил эти слова мимо ушей. Лоб его нахмурился и разгладился – он думал эту мысль всего мгновение, а затем потерял ее. Мучить кошек он в любом случае не собирался.

* * *

Неспешно текли дни в усадьбе. По ночам Агата подолгу не могла найти себе места, ворочаясь в постели: спина до сих пор ныла после удара дубинкой и мешал растущий живот. Она засыпала лишь под утро, когда пробуждались птицы и небо делалось мутно-голубым. Но вставать она старалась как можно раньше, а не к полудню. Объясняла это тем, что, чем больше потрудится днем, тем крепче будет спать ночью. Но на самом деле Агата старалась соблюдать образ жизни своего мужа – ей казалось, что так она как бы призывает его. Конечно, это было глупо, но с тех пор, как из ее жизни исчезли гримуары и демоны, их место заняли суеверия. Все, что она могла теперь себе позволить,– это положить высушенные цветы коровяка под подушку, чтобы те отгоняли кошмары. Только кошмаров ей не хватало, чтобы окончательно пасть духом.