Когда кошмар выплюнул меня, я рухнул на пол. Моя спина ударилась о стену. Паника проникла в меня, разделила мою кожу. Я хватал ртом воздух, чтобы сделать глубокий вдох, но весь кислород был высосан из комнаты.

У меня и раньше была паническая атака, когда все мое тело наполнялось сердцебиением, и мне хотелось убежать из собственной шкуры. Это было по-другому.

Это было похоже на атакующую паническую атаку.

Это был настоящий ужас. Это была моя новая реальность.

И я никогда больше не хотел видеть свое отражение.

Глава 30

Фэллон

Я была очень сильно влюблена.

И это было совсем не так, как говорили знаменитые поэты.

Это была странная любовь… такая, от которой не всегда было хорошо… такая, в которой закрадывались мои самые большие страхи, но и бессмертное принятие тоже. Такая любовь, где мне приходилось стоять перед зеркалом, заставляя видеть себя такой, какая я есть. Что это было. Такая, где подвергаешь сомнению себя и все, что ты знаешь. Я была уверен, что это не похоже ни на что другое… хотя мне не с чем было сравнивать. Может быть, никто и никогда не смог бы. И, возможно, именно этого мы не могли видеть. Нет двух одинаковых… и никогда не будет. И никогда не было бы ответа на то, что это было, но я была влюблена… в ту любовь, о которой сказал Кинг: «Кровь взывала к крови».

Потому что я была так сильно влюблена.

И, может быть…он тоже был.

«О, посмотрите — еще одно великолепное утро. Полнолуние в самом разгаре, и что может быть лучше, чем отпраздновать наших владельцев малого бизнеса в Воющей Лощине, чем во время сегодняшнего осеннего фестиваля в Лощине? Покажите свою поддержку и танцуйте на городской площади со своими кошельками. С вами был Скорбящий Фредди, хорошего вам злого воскресенья, ведьмы, и помните, никто не в безопасности после трех часов ночи», — вой Фредди из динамиков беседки перешёл в Thriller Майкла Джексона, и я закрыла глаза, откинув голову назад, солнце воскресного утра грело мне лицо. Тыква, яблоко и корица из пирогов Мины Мэй вплелись в свежий осенний воздух, который коснулся моей кожи, и Мандэй ударила меня в бок.

Мои глаза резко открылись, и ее рыжие локоны задели мою руку, когда она прошептала: — Это отстой.

Смех вырвался из моих сжатых губ, и я обратила свое внимание на горстку жителей, выстраивающихся в шеренги на траве, окружающей беседку.

— Что происходит? — спросила я, оглядывая толпу. Затем, внезапно, горожане совершенно синхронно пустились в танец под Thriller. — Нет, — засмеялась я, ударяя ладонями по столу под нашей палаткой, — это здорово.

Мандэй со стоном откинула голову назад. — Это убого, просто подожди.

Рядом со мной Мандэй скрестила руки на наших одинаковых красных рубашках, которые Джон заставил нас надеть. На футболках написано «Мой день начинается, когда заканчивается твой», а на спине логотип похоронного бюро.

Только сегодня утром Джон появился в доме дедушки и предложил мне вернуться на работу, и я не могла не думать, что Джулиан как-то связан с этим. Моим наказанием было поработать на осеннем фестивале и заставить трех человек внести задаток на сосновую шинель — то, что дедушка любил называть гробом, — и могилу. Было десять утра, а я еще ни одного не получила.

— Ииии, вот оно, — прошептала Мандэй, указывая пальцем на Майло, который лунной походкой прошел по траве к центру как раз в тот момент, когда из динамиков зазвучал припев. Майло пустился в пляс в подтяжках и шляпе газетчика.

— Не может быть, — слова вылетели из меня. — Майло! — моя ладонь ударила меня в грудь.

— Мандэй, этого не может быть. Это ненормально.

— К сожалению, это наша норма.

Она вздохнула, и моя улыбка загорелась, когда я смотрела, как люди танцуют, а голос Майкла Джексона скользит по площади. Некоторые люди были в костюмах, некоторые в повседневной одежде, некоторые старые, некоторые молодые.

— Это происходит каждый год. Майло говорит, что делает это ради детей, но брось, посмотри на него, — она цокнула, направив плоскую ладонь в его сторону, — ему это нравится.

Я покачала головой, недоверие пронзило меня, а затем мои глаза продолжили блуждать в поисках Джулиана, как они всегда делали.

И воспоминание о нас, произошедших всего несколько дней назад, врезалось в меня, как будто мой возлюбленный был в гостях — жар, закручивающийся спиралью между нами, лед, кружащийся вокруг нас, рябь удовольствия и боли. Почему я чувствовала себя такой счастливой и в то же время такой несчастной? Что иметь возможность думать и жить своим днем после той ночи, которую мы провели вместе, и того, как он ушел, о! Это было похоже на пробуждение при луне цвета слоновой кости с темным облаком, надвигающимся сзади. Каким-то образом Джулиан был неоспоримо близким мне, теперь он у меня в крови. Я полагаю, что именно слабость Любви отвела наши глаза от того, что стояло на пути, позволив нашим сердцам блуждать в этом чувстве. Или, может быть, это сила Любви? И я знала, где были мои мысли… Если бы Джулиан только знал…

Джулиан однажды сказал, что никогда никому не отдаст себя полностью, но в ту ночь он отдал мне все, как и я ему. Могу ли я забыть о его постоянном отсутствии? Его призрак после того, как солнце полностью взошло, сразу после его ухода? Он всегда уходил, но никогда по-настоящему не покидал меня. Он сказал, что никогда не хотел покидать меня, и, возможно, он имел в виду это каким-то другим образом. Вот так — внутри меня, повсюду вокруг меня, в моем сердце, в моей голове, теперь такие громкие, прочные и постоянные.

Я проснулась в одиночестве, и беспокойство о том, что с ним что-то случится, заставляло мои мысли прилипать к нему, заставляло мои глаза всюду искать его. Держать узел в животе, боль в груди.

Но как я могла знать, что с ним не все в порядке, если я не могла пойти к нему?

— К нам гости, — прошептала Мандэй, выпрямляя спину и изображая фальшивую улыбку, ту улыбку, которую я так хорошо знала.

Сзади появился Джон с коробкой в руках.

— Есть успехи?

— Нет, — сказала я, глядя на Мандэй. — Я не думаю, что кто-то спешит выбирать материал для своего гроба.

— Они придут, — настаивал Джон, его глаза сканировали толпу. — Никто не хочет быть похороненным рядом с Джаспером… Мисс Дрисколл,