— Так вот я кто для тебя? Ресурс?.. — в самой животрепещущей манере изумилась словам молодого любовника гилийка.

Но тот не умолкал.

— Вот тебе сколько щас? Где-то тридцать пять — тридцать семь? Тогда можешь смело считать, что недолго тебе такой здоровой ходить и чувствовать себя осталось. Ты сдуешься раньше, чем хотя бы один из твоих жизненных планов успеет воплотиться в жизнь. На самом деле для любого человека очень легко прожечь свою жизнь целиком на всякую херню. Я бы даже сказал, крайне легко. Исключительно легко.

А что тогда трудно? Переступать через себя — это трудно. Не соглашаться с мнением большинства — трудно. Искать выходы из безнадёжных ситуаций — безмерно трудно. Но самое главное — трудно действовать. Вставать с насиженного места и идти что-то делать. Причём не в угоду кому-то другому, а только исходя из своих убеждений. Но зато, когда ты начинаешь так делать, то в тебе пробуждается сила. Настоящая сила! И если ты ни разу в своих действиях не опускаешься до подлости или праздности, то в какой-то момент этой силы собирается достаточно. И тогда ты становишься способен преодолеть себя и достичь вершин, не доступных обычному человеку. Ты обретаешь способность использовать настоящую магию.

— Не могу поверит… И ради этого ты затеял весь тот кошмар? — горько прошептала Бесстиен. И добавила уже значительно громче: — Ради этого заставил нас с братом решат, кто кого убьёт в той вонючей яме?

— О, дорогая. А разве ты мне вчера сама не говорила о том, что твой жирный усатый братец — это уже давно зависимая личность? — тотчас же парировал Альфред. — Что у него уже было мышление паразита. Что он относился к тебе, как к выгодному вложению. И даже советовала мне забыть о нём. Хотя я сделал это ещё тогда, когда ты сама воткнула в него нож, поверь. И с того дня ни разу не вспоминал об этом бурдюке, кроме тех случаев, когда ты сама о нём заговаривала.

Однако на такие аргументы черноволосой иностранке совершенно не хотелось отвечать, поскольку она слишком хорошо понимала, что попросту не сможет объяснить сейчас подобных противоречивых чувств никому из присутствующих. И даже самой себе. Вместо этого в уголках её глаз на мгновение появилась пара пронзительных слезинок. Однако она не ударилась в безутешные рыдания по Ральде, а просто развернулась в своём импровизированном уголке и, закрывшись от всех, сжалась в клубок, обхватив колени руками.

Хотя Альфред и был главным виновником данной мокрой сцены, он совершенно не спешил хоть как-то начать утешать свою любовницу, из-за чего все четверо ещё какое-то время ехали абсолютно молча.

А затем чёрный колдун принялся в очередной раз шарить по кибитке своими пронырливыми руками, отодвигая короба в сторону в поисках новой партии чего-нибудь съестного — пусть даже магически законсервированных брикетов.

— Э-э, да тут, оказывается, на дне везли целых пару ящиков ванкаратского бренди! — довольно радостно вскрикнул он через пару минут, распотрошив пальцами уголок одного из маленьких контейнеров с красивыми иностранными надписями и орнаментом по бокам. — Вот свезло так свезло-о! И как это я его не отыскал раньше?.. Эй, очкарик, будешь?

— М-м, нет, благодарю. Я не пью, — тихонько проговорил Вад, обернувшись.

— А ты, смуглый? — обратился тогда Альфред к извозчику.

— Именем грозного Азара прошу простить, но мне запрещает религия, — подал голос впервые за несколько часов пути Махтук и тотчас же снова умолк.

— Да ладно-о, — вальяжно протянул молодой колдун и цепко выудил из ящика одну из бутылок. — То-то я смотрю, ваш народ в Сентусе больно все эти запреты соблюдает, когда приезжает работать сюда на поля да в города грузчиками.

— Это потому, что они все неверные и предатели слова Азара, — гневно проговорил хаас-динец и добавил: — А настоящие последователи нашей религии никогда не прикасаются к алкоголю.

— М-да?.. — как-то не очень уверенно буркнул Альфред, однако возражать не стал. — Ну, как хочешь. В конце концов, надеюсь, что эти убеждения хотя бы придают вам нужной храбрости в бою. И тем вашим парням в городах тоже.

И, как следует припав губами к горлышку бутылки, чёрный колдун втянул в себя как минимум четверть бултыхавшегося в ней пойла.

Но всё же по какой-то причине Махтук неожиданно решил продолжить разговор:

— Наверное, за последние дни их всех успели пересажать по тюрьмам.

— Если только они не стали сопротивляться, — на автомате добавил Альфред, совершенно не покорчившись от столь солидной порции спиртного.

— Думаю, что в лучшем случае они бы смогли только организовать на площади ещё один несанкционированный протест. И то если бы удалось… — попытался было обрисовать ему реальное положение дел в их кальстергской ячейке сопротивления хаас-динец, однако не сумел закончить.

— Несанкционированный протест?! — немедленно перебил Махтука Альфред, попутно пролив бренди на пол кузова кибитки во время следующего глотка. — Едрить!.. Вы вообще там в столице ещё понимаете смысл слова «протест»? Или для вас это лишь очередной юридический термин? Какой смысл восставать против чего-то, если всё должно быть согласовано с теми, кто этим чем-то руководит? Или с их наместниками в другом регионе?.. От жешь страна эта до чего докатиться успела уже… Прям королевство марионеток, право слово.

— А как же тогда быть с регулярной стражей? — всерьёз отважился возразить юноше хаас-динец.

— Сражаться. До последней капли крови, — не менее серьёзно ответил ему Альфред. — Со всеми, кто вам мешает. Пока хватает сил дышать. Так поступают настоящие революционеры. Или кем вы там себя считаете…

Такие слова в который уже раз заставили Махтука крепко задуматься, поскольку с самой первой их встречи он успел проникнуться изрядным уважением к Альфреду и к его пробивной позиции, посчитав, что именно этот человек действительно может придать их безнадёжной борьбе смысл. Правда, даже наряду с этим обстоятельством не менее важным фактором для хаас-динца оставалась и его семья, о которой, конечно, ему тоже надо было думать, принимая решения о продолжении общей борьбы. И всё же Махтук знал, что о его жене и сыне было кому ещё позаботиться в городе, и, возможно, только по этой причине решил вызваться добровольцем, чтобы сопроводить этого молодого сентусца в нужное ему место.

— Но ведь убийства — это просто ужасно! — вырвалось в какой-то момент из почти доведённого до предела Вада. Больше он не мог терпеть этой гнетущей атмосферы, которую распространяли его спутники своими разговорами… и своими ужасными деяниями в прошлом. — Это не должно быть методом для продвижения идей… И, в конце концов, это запрещено законом! Убивать других людей нельзя! Это самое тяжкое преступление…

— У-ху-ху, убивать запрещено-о. Использование боевых заклинаний запрещено-о, — передразнил его Альфред нарочитым тщедушно-женским тоном. После чего вновь резко огрубел: — А вот я взял и убил! Потому что это обычное дело для нашего мира от самого его основания. Удел слабых — только смерть. И пошли все к чертям, кто так не думает!.. Или мне самому помочь тебе побыстрее отправиться к ним на небеса, очкастый? Куда это вообще за последние дни растерялось всё твоё обожание, которые ты проявлял к настоящей магии?