на юг вполне своевременным[1165]. Когда в 1825 году коллежский советник Демидов разъяснил Александру I свои планы по переносу Сибирской и Оренбургской укрепленных линий на юг и тем самым в глубь территории расселения казахов, он обосновал возобновление экспансионистского продвижения тем, что «сама природа предназначила Российской державе перенести военные рубежи свои вовнутрь степей киргизских»[1166].

Региональное многообразие

Какие мнения царили среди имперских акторов в Северо-Тихоокеанском регионе и в Русской Америке? Внедрение хлебопашества и оседлости не имело здесь такого же значения, как в южных степях. В Восточной Сибири и на Дальнем Востоке центральная власть вплоть до конца столетия очень осторожно проводила политику, поддерживающую внедрение сельского хозяйства и связанной с ним оседлости среди нерусских подданных[1167]. Слишком велика была заинтересованность казны в поступлениях от охотников, плательщиков ясака (соболь) или потребность в рабочей силе на первых заводах по переработке руды[1168]. Поэтому в Северо-Тихоокеанском регионе и на Русской Аляске сельское хозяйство и оседлость являлись лишь двумя из нескольких элементов политики «цивилизирования» и априори были включены в гораздо более масштабную миссию цивилизирования, чем в степном регионе.

И. А. Пиль, генерал-губернатор Иркутска, в 1794 году поручил Г. И. Шелихову позаботиться о том, чтобы в поселениях Северной Америки «необразованные умы американцев образовались от примерной доброй жизни русских». Их нужно было познакомить не только с образом жизни, обычаями, науками и искусствами русских, но и с методами ведения сельского хозяйства и кормлением скота. В случае возникновения сомнений в лояльности местных жителей необходимо было брать заложников, которым будут «внушать пользу нашей жизни» и таким образом помогут приучиться этому образу жизни.

Главнейшая цель стараний ваших состоит в том, чтобы американцев превратить из диких в обходительных, из несмысленных в нужных в просвященном общежитии упражнениях сделать знающими; из незнания никакой веры да и самого бога учинить христианами, — словом сказать, привести их в познание и во вкус употреблять, делать и упражняться во всех должностях и званиях, в каких российские люди находятся[1169].

Несмотря на то что сельское хозяйство считалось лишь одним из видов деятельности, которым требовалось обучить местных жителей, оно было необходимо для снабжения российских поселенцев. В связи с этим Шелихов целенаправленно выбирал «русские» семьи, которые он селил как на материке, так и на отдельных Курильских островах с миссией внедрения сельского хозяйства и вместе с тем «русской жизни». Мужчин и женщин из числа коренных американцев необходимо было постоянно уговаривать селиться совместно с русскими. Если при этом использовать пленных, пишет Шелихов своему управляющему Северо-Восточной компанией А. А. Баранову, они могут оказаться надежнее и проявить лучшее послушание «русским поселяемым»[1170].

Однако попытки Шелихова и А. А. Баранова ввести землепашество полностью провалились: из‐за климатических условий, сопротивления местных жителей, недостатка добровольно желающих переехать и подходящих российских поселенцев, разногласий между ними и трудностей со снабжением[1171]. Поэтому деятельность основанной в 1799 году Российско-Американской компании (РАК) была сосредоточена не столько на сельском хозяйстве и колонизации, сколько на получении постоянного дохода от пушнины[1172].

Наибольшее сходство между российским подходом к местным жителям на Дальнем Востоке, в Северо-Тихоокеанском регионе и на Русской Аляске и к степным кочевникам на юге в XVIII и XIX веках состояло прежде всего в том положении бесправия, в котором находились коренные жители. Только устав реформатора Михаила Михайловича Сперанского от 1822 года должен был исправить эту ситуацию, по крайней мере в отношении Сибири, Дальнего Востока и степных кочевников на юге, и положить конец их бесправию на законодательном уровне[1173]: чтобы сдержать административный произвол, Сперанский, который с 1819 по 1821 год служил генерал-губернатором в Сибири, разработал правила управления «инородцами» и новые «Учреждения для управления Сибирских губерний»[1174].

Под действие «Устава об управлении инородцев» из степных кочевников сначала подпали только казахи Среднего жуза (с наименованием «сибирские киргизы»), с 1824 года также казахи Младшего жуза и до 1848 года постепенно казахи Старшего жуза[1175]. Впервые в нем было зафиксировано, что отныне больше не могло быть правовых различий между «залинейными» кочевниками и «верноподданными» кочевниками, проживающими с российской стороны линии[1176]. Правда, в отношении них были созданы некоторые специальные положения. Однако в уставе кочевники впервые были названы равными по статусу гражданами, движение которых «внутрь» линии и обратно не должно было ограничиваться. Кроме того, в будущем было запрещено приобретать казахов в качестве крепостных[1177].

С точки зрения степных кочевников, устав был вехой на пути к меньшему произволу. Однако он ничего не менял в том, что они, в отличие от оседлых, были лишены права на владение землей. Это в равной степени относилось как к степным кочевникам, так и к коренному населению Сибири и Дальнего Востока[1178]. Их образ жизни продолжал считаться отсталым пережитком прошлого, который необходимо преодолеть. Устав Сперанского также выразил это предельно ясно. В параграфе о «движимости линии» за упоминанием о том, что линия не является созданным навечно сооружением для «стражи», следовало разъяснение: напротив, эта «стража» должна была «по мере распространения порядка в занимаемых Киргизами [казахами] землях, подвигаться вперед и наконец кончить постоянным утверждением себя [линии] на действительной Государственной границе»[1179]. Этот «порядок» означал не что иное, как перевод земли и людей к хлебопашеству и оседлости.

Выводы и перспективы

Кампании российского правительства по установлению оседлости в XVIII веке в зависимости от региона выглядели по-разному и были ориентированы на нужды администрации, которые варьировались от района к району. В южных степных районах усилия по насаждению оседлости были наиболее интенсивными. Здесь задачей было не просто прекратить набеги на поселения русских крестьян. Прежде всего своим образом жизни степные кочевники угрожали цели, намеченной уже Петром I, которая состояла в развитии многообещающей торговли по Шелковому пути и с Индией.

Первые серьезные попытки склонить степных кочевников на юге российской державы к оседлости относятся в концу 1730‐х годов: они предпринимались в период правления Анны Иоанновны по отношению к калмыкам. Однако растущие притязания на преобразование неоседлых этнических групп не означали разрыва с политикой Петровской эпохи. Напротив, дискурсы, которые перерастали в кампании по насаждению оседлости, основывались на предложенном Петром I переосмыслении инаковости коренного населения как культурной отсталости. Разработанные при Анне Иоанновне концепции трансформации только лишь продолжили развивать идею, выдвинутую мыслителями эпохи раннего Просвещения во времена Петра I. Они рассматривали религиозное обращение как кампанию по распространению образования и вместе с тем как