Ничего не случилось.

— Не выходит! — расстроенно констатировала волшебница.

— Ну-ка! А дай я попробую! — оживился я.

— На, попробуй! — сказала Лерка и пододвинула мне свою чашку. — Хотя, чёй-то я?! Бери свою и кипяти сколько хочешь!

Я обречённо выдохнул. Но запал никуда не делся, и через пару секунд я величественно воздев руки, подумал, чьим именем я буду колдовать. Вспомнился один интересный персонаж из прикольной такой книжки, и я решился:

— Именем протопарторга Африкана приказываю воде в моей чашке закипеть!

Вода немедленно закипела. Ахренели мы оба. По одной и той же причине: не ожидали! Я ведь всё это в шутку затеял, а тут вон чё! Выходит, что Шен не ошибся. Есть они эти магические способности и у меня и у Лерки!

— Эй! — крикнула мне Лерка. — Ты это… сделай уже чё-нибуть! А то у тебя же щас весь чай выкипит!

Блин! Точно!

— Именем протопарторга Африкана приказываю воде в моей чашке… остыть!

Кипение ослабло, но не прекратилось. Чё за фигня?

— Именем протопарторга Африкана приказываю воде в моей чашке остыть немедленно!

Бурление поубавилось, но продолжалось. Хрена се! Чё за…

— Лер, слышь, эта… давай ты попробуй! У тебя же получалось!

— Чё? Слабо? — не упустила случая поглумиться напарница.

— Чё-то да!

— Ладно. — Милостиво согласилась она. — Властью данной мне Кашпировским повелеваю тебе, чай в Сашкиной чашке, остыть!

Чудо! Полчашки чая, не успевшего выкипеть, действительно остыл. До очень холодного. Я попробовал.

В это было невозможно поверить, даже после всех чудес, которые мы видели до сих пор. Ну, ладно Шен, он же маг. Ладно, Дарья и Глаша, их наверняка этому учили. Но мы-то… мы! Мы же ни хрена ничего… Хотя, теперь уже… Да, не-е-ет…

— Лер, слышь! Мы же сейчас… мы же сейчас реально колдовали! Прикинь! Мы с тобой!!!

Лерка не ответила. Она, похоже, даже не слышала, что я только что сказал.

— Давай ещё что-нибудь попробуем! — бодро предложил я.

— Что, например? — Лерка не разделяла моего оптимизма.

— Ну-у-у… — Замялся я. — Ну, не знаю. Что-нибудь!

— Слышь, ты, факир-самоучка! Это прикольно, конечно, но лучше сейчас, на ночь глядя, и в некоторой степени подпития… Вот лучше не щас! Понял?

— Понял. — Понуро согласился я. — Нет, так нет.

Мы немного посидели молча. Потом я спросил:

— А с чаем, что будем делать? Сами подогреем, или Глашу позовём?

Лерка мрачно посмотрела на меня:

— И как ты его подогреешь?

А я… А я уже придумал, как я его подогрею:

— Именем протопарторга Африкана приказываю чаю в моей чашке стать горячим!

Вот он! Момент истины. Со всеми возможными предосторожностями пробую чай. Он горячий. Он именно той температуры, какую я и задумывал. Получилось! Получилось!!!

— Получилось? — интересуется Лерка.

— Ес ай как же! — радостно отвечаю я.

— Плиз ван ти фо ми ту.

— Чё-о-о-о?

— Чё-чё! — передразнивает меня Лерка. — А мне?

— Чего тебе?

— Саня! Вот кого-кого, а тебя точно в мещане надо определить! Сам, значит, пьёт, а даме чай даже не предлагает. Правильно! Очень по-дворянски. Всегда так и делай!

— А-а-а! Ты в этом смысле!

И я быстренько наколдовал и Лерке горячего чаю.

— Блин! Горячий! — попробовав, сморщилась та.

— Ну, ты это… холодной разбавь.

— А сразу не мог? — доливая в свою из другой, не подогретой чашки, пробурчала дама.

— Не знаю. — Пожал плечами я. — Так получается. А так, нет.

— Ага! Факир был пьян, и фокус не удался. — Ехидно изрекла Лерка, но чаю добросовестно отхлебнула.

Я в этот момент жевал какую-то плюшку, так что отвечать не стал.

— Чё молчим? Сказать не чего? — развеселилась эта несносная девчонка.

— Не царское это дело, на пошлые шутки плебеев отвечать.

— Ага! В твоём случае отвечавкать! Патриций доморощенный. Ну, кто ж в приличном обществе с набитым ртом разговаривает?!

— Ну, да, да! Я — жлоб, а в тебе светскость прямо пышным цветом цветёт! Цветочек ты наш маленький, горный и хрупкий. Одно слово — Гюльчатай!

Лерка промычала в ответ, что-то укоризненное, потому что сама успела откусить от какого-то кексика. Пользуясь её вынужденным молчанием, я решил подколоть её ещё разок:

— А знаешь, как Гюльчатай на немецкий переводится?

Лерка так удивилась, что даже жевать перестала.

— Эдельвейс! — припечатал её я.

Лерка стоически дожевала кексик и вкрадчиво поинтересовалась:

— К фашистам причислить хочешь?

— Не-а! К бургерам!

— К кому???

— А… это… к бюргерам. Вот!

— Значит, к бюргерам? — зловеще произнесла поедательница кексиков и других аппетитных плюшек. — А знаешь, кто они такие?

— Конечно! — радостно заявил я. — Это немецкие народные мещане.

— Обыватели это!!! — обиженно выкрикнула Лерка. И отвернулась.

В молчании я съел ещё одну плюшку, кстати, очень вкусную. Не зря нас дядя Коля именно туда и привёл. Потом вспомнил, что на один очень важный вопрос Лерка мне так и не ответила.

— Лер, слышь… — я подождал, когда она повернётся ко мне.

Ноль эмоций.

— Ле-ера-а-а… — та же реакция.

— Валерия Антуанеттовна!

Тишина.

— Валерий Палыч! Товарищ Чкалов!!!

— Ну, чё тебе? — полным ненависти голосом отозвалась напарница по приключениям.

Сделавшись насколько это возможно серьёзным, я спросил:

— Лер, а за что ты так мещан ненавидишь?

Ответом мне был пристальный немигающий взгляд.

— Не-е… Ну, правда! Что они тебе такого сделали, что ты их так не любишь?

— Да не не люблю я их! Просто… — она замолчала.

— Просто что? — «подбодрил» я её.

— Понимаешь, — глядя куда-то в сторону, начала Лерка. — Родители мне с детства внушали, что очень важно не впасть в мещанство. — Она немного помолчала. — Мещанство — это жизнь без высоких устремлений. Такая серая бесцветная жизнь. Ну, нет, тебе как бы кажется, что ты живёшь и с целью, и со смыслом, только… Только мечты все такие приземлённые. Ну, там айфон новый или машину…