Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что произойдет, когда лесу опять будет нужно так много? Эммон, он почти поглотил тебя. Диколесье заполнило почти всего тебя, превратило тебя в… – Рэд не знала, во что лес почти превратил Эммона, не была уверена. Какое-то другое существо, не человека – но ведь Эммон никогда в полном смысле слова человеком и не был.
В чудовище, скорее всего.
– Лес забрал их, – сказал Эммон. – Каждую Вторую Дочь. Он оставил только меня, потому что знал, что ему нужен кто-то живой. – Он поднял руку, согнул залитые кровью и соком пальцы. – Я буду жить. Неважно, во что он превратит меня.
– Прекрати. Ты не можешь просто…
– Тебе здесь нечего делать, Рэд! – Эммон нависал над ней, такой же суровый и темный, как и деревья вокруг них. – Твоя сестра уничтожает страж-древа, чтобы ты могла покинуть лес, верно? Так сделай это. Уходи отсюда. – Он махнул рукой и отвернулся. – Освободись от меня с чистой совестью.
– Освободиться от тебя? Ты думаешь, я этого хочу?
Она сглотнула, поправила край плаща. Сумеречный свет тихонько заиграл на золотых нитях вышивки.
– А ты сам? Ты именно этого хочешь?
Мускулы на его спине перекатились под коркой грязи, крови и засохшего сока.
Эммон смотрел на плащ с глубоким и непостижимым выражением лица.
– Неважно, чего хочу я, – сказал он и отвел взгляд.
– Эммон, что же ты делаешь? – сломанным голосом пробормотала Рэд, но она уже растеряла всю свою твердость и решительность.
«Тебе здесь нечего делать».
Эммон все еще смотрел на деревья, словно их вид укреплял его решимость.
– Я пытаюсь, – словно молитву, произнес он, – сделать то, что лучше всего для тебя.
– Дерьмо, – слезы отчаяния затуманили ее взор; Рэд яростно стерла их. – Дерьмо. Ты не можешь решать, что лучше для меня, Эммон.
Он вздрогнул.
– Почему? – дрожащим голосом повторила она вопрос, который задавала вот уже несколько недель подряд. – Почему ты так сильно хочешь быть один, когда я вот, прямо здесь?
– Поодиночке каждому из нас будет безопаснее, – тихо ответил Эммон.
– Ты не можешь просто…
Эммон развернулся с таким видом, словно сейчас набросится на нее. Рэд инстинктивно попятилась.
– Я убил их! – прорычал он, оскалившись. – Диколесье высосало их всех досуха потому, что я не удержал его!
Ярость читалась в каждой линии его тела, но глаз он спрятать не мог – пустых, потерянных глаз, в которых читалось удовлетворение тем испугом, который он в ней вызвал.
– Я позволил себе быть слабым, хотя должен был делать все сам и один. Из-за этого они погибли. Да раздери меня тени, если я позволю этому случиться и с тобой!
Рэд медленно и печально покачала головой.
Эммон указал рукой на блестящую белую массу у основания самого высокого страж-древа, с которого была снята полоса коры. Рэд видела ее, когда смотрела его глазами. Но тогда она была охвачена паникой, и рассматривать это внимательно ей было некогда. Теперь, когда она посмотрела на эту массу внимательно, не понять, что это такое, стало невозможно.
Кости. Кости, оплетенные корнями и вьюнком. Три грудные клетки, три черепа, куча других костей, названий которых она не знала.
Все, что осталось от Вторых Дочерей.
– Ты все еще не хочешь убраться из этого леса, Рэд? – хрипло и грубо спросил Эммон.
Воздух словно стал слишком разреженным, Рэд не могла наполнить им легкие, как ни старалась. Она вцепилась в плащ. Эммон говорил ей, что случилось с остальными Вторыми Дочерями – Кальденорой, Сайетой и Меррой. Но, увидев их останки своими глазами, Рэд словно примерзла к месту от ужаса.
Волк сгорбился и отвернулся.
– Уходи. – Он устало потер лицо рукой, оставив на нем смазанные полосы крови. – Уходи, пожалуйста.
– Нет. – Рэд схватила Эммона за руку, крепко переплела свои пальцы с его, стиснула их, не позволяя ему вырваться. – Расскажи мне, что с ними случилось. Все по порядку, хватит недомолвок.
Ее ногти впились в его кожу. Рэд вспомнила все мифы и сказки о лесе и подумала, что они помогают свыкнуться с самыми ужасными вещами.
– Расскажи мне эту историю, Эммон.
Он напрягся еще больше, стиснул зубы, уставившись на Диколесье, поджидавшее их за границами круга расчищенной земли.
– Я тебе уже говорил. Счастливых концовок здесь не бывает.
– Да плевать мне на счастливые концовки. А на тебя – нет.
Воздух, посвистывая, входил и выходил из его легких. Рэд ожидала, что он вырвет руку, но вместо этого ладонь Эммона обмякла, как будто у него больше не было сил сопротивляться. Когда он наконец заговорил – низко, размеренно, как рассказывают сказку, вспоминая ее на ходу, – слова выходили из его рта вместе с облачками пара.
– К тому моменту, когда в лесу появилась Кальденора, я был Волком уже лет десять. И уже разобрался, как применять кровь, чтобы остановить лес, когда… когда он хотел взять больше, чем я был готов дать. Позаимствовал идею у Файфа и Лиры.
Он смотрел на деревья, далекий, отстраненный, и вздрогнул, вспомнив об ужасной смерти Киарана.
– Сначала я вообще не понял, в чем дело. Но потом вспомнил, что Киаран как-то упоминал об этом, да и Кальденора показала мне Знак, рассказала, как тот тянул ее на север.
Эммон наклонил голову, черные волосы почти скрыли его лицо.
– Я должен был отправить ее обратно, – тихо, пристыжено произнес он. – Но Диколесье… уже запустило в нее свои корни. Привязало ее к себе, как только она пересекла границу.
Рэд вспомнила: шип в ее щеке, капля крови, клыкастое страж-древо гонит ее через туман…
– Как оно пыталось привязать и меня.
Эммон кивнул:
– Я не знал, как это остановить. Тогда еще не знал.
Но для нее он это сделал. Сковал лес, полностью сконцентрировавшись – так, что побелели костяшки пальцев, – и удержал дикую тварь на привязи.
Листья вокруг них зашуршали, словно бы вздохнув.
– Кальденора прожила недолго, – хрипло выдохнул он в холодный воздух. – Диколесье было в отчаянном состоянии. Оно быстро высосало ее досуха.
– И как только это произошло, – пробормотала Рэд, – ты снова остался один на один с лесом.
– Я снова остался с ним один на один, – в его голосе звучали горечь, стыд и усталость. – И все еще не совсем понимал, что происходит. Не полностью. Но я начал собирать кусочки этой мозаики воедино. Сделка. Она была сформулирована так, чтобы у леса были Стражи, даже если Киаран и Гайя умрут. Сформулирована так, чтобы все продолжалось.