Это заявление Рэд почти дало имя тому чувству, что медленно росло между ней и Эммоном. Но это имя было слишком значительным и слишком хрупким, чем-то, что могло сломать само чувство, если сейчас произнести его вслух.

– Я пытаюсь защитить тебя, – пробормотал он. – Рэд, да весь мир сгорит прежде, чем я причиню тебе боль.

– Мне очень больно оставлять тебя здесь, – призналась Рэд. – Мне очень больно оставлять тебя здесь одного.

У Эммона перехватило дыхание. Рэд потянула его за покрытую шрамами и кровью руку.

– Пойдем домой.

Они пошли обратно – молча, крепко сцепив руки, почти как печатью скрепленные соком и кровью. Диколесье вокруг оставалось тихим и необычно неподвижным. Рэд казалось, что она чувствует, как медленно ворочаются мысли в этом огромном разуме, в глубине, в корнях, лес обдумывает все, что он услышал.

«Выбор».

Ей показалось, что она снова услышала это слово – кусты и заросли вьюнка словно выдохнули его, но ни один лист не упал, на мху не появились высохшие участки. Словно бы Диколесье прошептало это слово именно ей, чуть потянув за ту тонкую нить магии, которая связывала Рэд с лесом.

В Крепости Рэд помогла Эммону подняться по лестнице – насколько это было в ее силах, ведь макушкой она едва доставала ему до плеча – и повела к кровати. Эммон попытался возразить, но она сказала:

– Тебе сейчас это нужнее, чем мне.

Эммон глянул на нее из-под челки, в изгибе его губ таилось некое чувство, которое Рэд не смогла понять. Ей захотелось отвести взгляд, но она этого не сделала. Рэд устроилась на полу, укрылась плащом. Она провела пальцами по вышивке, по золотым волкам, скачущим в корнях деревьев на подоле.

– Красиво получилось.

Эммон молчал так долго, что она подумала – он уже заснул.

– Надеюсь, ты не против, – наконец сказал он. – Если захочешь, чтобы вышивку спороли, только скажи, Ашейла может…

– Нет, – твердо и уверенно ответила Рэд. – Идеально.

– У тебя должен был быть настоящий свадебный плащ, – в темноте, расцвеченной отблесками пламени камина, пробормотал Эммон после паузы. – Ну и что, что это было простое связывание нитей.

В груди у Рэд потеплело.

– Ты сказал, что это связывает так же, как и брак.

В ее словах звучало воспоминание о переплетенных руках, жадных поцелуях и других способах скрепления брака. Обо всех тех вещах, которые между ними не произойдут, потому что они отвлекут Эммона от непрерывного сдерживания Диколесья, а это прикончит их обоих.

Эммон понял, на что она намекает, и резко вздохнул. Было жестоко напоминать об этом, произносить это так страстно. Но он ведь действительно сомневался, вернется ли Рэд к нему. Ей хотелось, чтобы он был уверен – вернется. Вне зависимости от того, сможет ли он выполнить это ее желание, она всегда будет возвращаться к нему.

– Да, связывает точно так же, – напряженным голосом ответил он.

Рэд не знала, как долго они оба лежали, глядя в потолок и болезненно осознавая близость друг друга. А когда наконец заснула, сны ее были обжигающими.

Нив пробыла в Святилище так долго, что солнечный свет почти ослепил ее. Она машинально подняла руку, защищаясь от него. Кровь капнула на щеку, свежий порез задергал болью. Нив выругалась, стерла кровь со щеки, осмотрела ладонь. Она старалась не вскрывать старые шрамы, а наносить новые разрезы тонким кинжалом Кири. Да и эти порезы, казалось, никогда до конца не заживают.

Воровать стражей Диколесья, кусочек за кусочком, – это требовало много крови.

Если полить кровью те ветки, что имелись в Святилище, то там появлялось целиком все дерево, с которого они когда-то были срезаны. Деревья были странно искривлены, они сопротивлялись изо всех сил, но появлялись на этот зов. Теперь в Святилище их была как минимум дюжина – противоестественный лес, запертый в скале, выросший из камня и политый кровью.

Отдавая кровь, человек получал в свое распоряжение магию, острую и холодную, как ледяной кинжал. Магия Тенеземья, из-за которой пальцы покрывались кристалликами льда, которая наполняла вены тьмой. Ощущение при этом было такое, словно стужа пропитывает тело до самых костей.

Магия, которую Нив наконец перестала отвергать.

Какое-то время она отказывалась от нее. Обладание этой странной силой никогда не было ее целью. Нив хотела только разрушить тюрьму, в которую угодила Рэд, чтобы та могла вернуться домой. Но чем больше своей крови она отдавала, тем сильнее магия влекла ее – мрачная, соблазнительная. Дававшая чувство контроля хоть над чем-то.

В конце концов, это Нив не смогла заставить Рэд сбежать с жертвоприношения, а теперь не могла заставить ее покинуть Диколесье. Зато она могла лишить силы этот проклятый лес. Это целиком и полностью зависело от Нив, и чем дальше, тем глупее казалось не применять силу, которая у нее была.

Нив могла заставить цветок рассыпаться в пыль одним прикосновением. По щелчку ее пальцев бурел зеленый лист. Иногда Нив казалось, что, когда она подходит к теням, они удлиняются, словно ждут ее команды. Тьма, наполнявшая ее вены, с каждым разом покидала их все неохотнее.

А Рэд все не возвращалась.

В ближайшей к границе леса деревне ее уже ждали. Кири сказала, что нужно соблюдать осторожность. Даже если узы, связывающие Рэд с Диколесьем, ослабеют настолько, что она сможет покинуть его, полностью их разорвать вряд ли получится. Диколесье могло изменить ее, сделать совсем другим человеком – и не было никакого способа узнать, насколько другим человеком она может вернуться.

Но на опушку леса до сих пор так никто и не вышел.

Нив нахмурилась и наставила руку на зеленый куст у тропинки. Холод потек с кончиков ее пальцев, вены потемнели, будто наполнившись чернилами. Лист стал коричневым, ломким, скрутился и упал на тропинку.

Кири, на ходу перевязывая руку, вышла из Святилища. В ее голубых глазах светилась ненасытность. Она всегда резала себя глубоко, отдавая больше крови, чем нужно. Нив не думала, что это дает Кири больше магической силы, чем остальным. Похоже было на то, что Кири просто нравится пускать себе кровь.

Вслед за Кири в сады тихонько вышли другие жрицы, тоже перевязывая свои раны. На шее каждой висел кулон с обломком священного дерева; разводы тени пятнали белую кору.

Новая Верховная жрица подняла испачканные алым пальцы, коснулась кулона на собственной шее и закрыла глаза. Веки ее задрожали, когда она прикоснулась к кулону, затем расслабленно замерла и открыла глаза снова. Лицо ее смягчилось – оно становилось таким только в те моменты, пока кровь еще не свернулась, – и его тронула легкая улыбка.