Он сделал выпад штыком, взял винтовку на караул, передернул затвор, прицелился в облачко.

– Не смейте!

– Да ладно, Цветко, я ее почищу, смажу, будет как новенькая. Никогда трехлинейку в руках не держал, не лишайте радости!

Маевский весело сбежал вниз по склону.

– Прошу вас, не надо! – казалось, школьный учитель сейчас расплачется.

Бармин шагнул к нему, обнял за плечо, повел вниз:

– Цветко, ну вам же уже не четыре года. У Хранителя рука устала держать оружие!

К ним незаметно пристроился Илир.

– Расстроились совсем, – увещевал Бармин, – а было бы из-за чего! Показали нам восхитительное место, рассказали удивительную историю. И вон, взгляните, как мальчик радуется. Нам всем сейчас бодрость духа нужна, цепкость, холодный ум.

– Что-то не так, Илир? – спросил Шаталов, видя настроение косовара.

Тот обратился к Цветко:

– Зачем вы взяли меня с собой в это место, учитель?

Цветко отвлекся и от винтовки, и от Маевского, внимательно посмотрел на Илира:

– Что ты имеешь в виду?

– Я же не серб. Я косовар. И раньше, когда я учился в школе, вы ни разу меня сюда не приводили.

Цветко растерялся:

– Я не знаю, мой мальчик… Может быть, ты тогда болел… Или…

– Или я косовар, – закончил по-своему Илир. – И если это Хранитель Сербии, то…

– А ты разве желаешь Сербии недоброго? – перебил его Бармин.

– Нет, – Илир покачал головой, – просто такое особенное место…

Цветко обвел рукой остальных:

– И что? Вот они – русские. А я, скажем, на четверть словенец, а на четверть грек. Какое это имеет значение?

Бармин добавил:

– Просто в голову людям набивают дурь, чтобы они потом такими вопросами мучились. Пострелял бы всех политиков через одного, глядишь, у остальных в мозгах растуманилось бы!

К месту привала они возвращались молча.

Цветко с безжизненным лицом остановился у большого плоского камня. Когда подтянулись замыкающие, показал семерке военных направление:

– Дальше туда. Ориентируйтесь на сломанную ель. От нее – между двух утесов, дальше сами все увидите.

– До встречи внизу! – Пламен махнул рукой вслед уходящим людям Брегича.

Цветко оглядел двенадцать оставшихся, забрал в сторону и быстро пошел вперед, не проронив ни слова. Шаталов ощущал, что история с Хранителем подорвала боевой настрой учителя, и перебирал варианты, как это исправить.

Шаталова нагнал Пламен.

– Шеф сказал, у тебя там женщина.

– Не уверен, что это тема для дорожной беседы.

– Медсестра из военного госпиталя под Глоговацем. – Полицейский был настойчив.

– А если и так?

– Установлено, что госпиталь атаковали изнутри. Бандитам помог кто-то из персонала.

– Не наш случай. – Шаталов с трудом сдержался.

– Тебе виднее, – сказал Пламен и отстал, сбавив шаг.

На скальную гряду над «Гнездом» они вышли, когда в небе погас последний солнечный луч. Отряд расположился на привал чуть ниже перевала, вне прямой видимости с базы. Бойцы скинули тяжелые рюкзаки, с облегчением разминали плечи, тянули спины.

Шаталов, Пламен и Маевский, пока не совсем стемнело, подобрались к расселине – широкому разлому в толще скалы, уходящему вниз. Густой кустарник позволял подобраться к краю обрыва и осмотреться, не опасаясь быть замеченными.

Под скалой шипела и бурлила обмелевшая горная речка. Весной ее было бы не переплыть. Знакомые по фотографиям и схемам строения стояли на своих местах. В солдатском лагере кипела вечерняя жизнь. Поднимался дым и пар от кухни и котельной. Тусклый свет пробивался сквозь брезент и маскировочные сетки. Через оптический прицел казалось, что желтый дом на вершине небольшого холма – совсем рядом, достаточно протянуть руку.

Восточная половина ущелья заросла лесом, из полога крон выступали квадратики крыш. Со слов пленного оаковца, Смук жил западнее, ближе к солдатскому лагерю, – в «шале» рядом с желтым домом, но это предстояло проверить.

В восточном конце взлетной полосы стоял носом на запад узкофюзеляжный «Бомбардье» с сердечками на хвосте. Шаталов впечатлился:

– Шикуют господа террористы! Личный воздушный транспорт в бесполетной зоне!

Отозвался Пламен:

– Это самолет благотворительного фонда. Доктор Штерн – поставщик гуманитарной помощи и известнейший переговорщик, помогает вытаскивать от Смука наших пленных. В суматохе никто и не вспомнил, а он может находиться в лагере!

– А я и не забывал о нем, – сказал Шаталов, – еще как не забывал! Мечтаю расспросить доктора подробнее, что это за благотворительность с прямой доставкой в бандитский лагерь. Перевязочный материал и пилюли от страха?

Пламена интересовало другое:

– Надо обеспечить безопасность доктора, как и всех пленных.

– Ну, как спуститесь, займетесь безопасностью вашего благотворителя. У меня в плане под него свободной строчки нету.

– А под женщину есть?

– Иди к черту, Пламен. Завидуй молча.

– И ты иди к черту, Радо! Хотя ты и так к нему идешь.

Пламен хлопнул Шаталова по плечу, вернулся к своей группе.

На место, откуда они вели наблюдение, в первый дозор залегли Бармин и один из полицейских.

Шаталов и Илир подготовились к спуску. Косовар был сосредоточен, но словно на чем-то своем. Шаталов спросил у него:

– Готов? Не передумал?

– Нет, – ответил Илир, и оставалось надеяться, что это был ответ на второй вопрос.

– Попрыгай.

Попрыгал. В снаряжении ничего не звякало и не брякало. Шаталов обхлопал его карманы.

– Порядок.

Стоящий рядом Цветко негромко спросил:

– И каково это?

– Что именно?

– Спускаться впереди остальных, – пояснил Цветко.

Шаталов пожал плечами:

– Как в холодную воду. Сначала мурашки, а потом плыть надо.

Отдал Цветко два автомата – свой и Илира:

– Принесешь их нам потом, ладно?

– А как же… – растерялся Илир.

Шаталов объяснил:

– Оружие снижает бдительность и повышает излишнюю самоуверенность. У меня есть пистолет, у тебя фонарик. Для нашей задачи даже пистолет лишний. Если заметят, отстреливаться бесполезно – и себя погубишь, и операцию сорвешь. Поэтому идем тихо, на кошачьих лапках.