Деревня Лешичи, автономный край Косово, Югославия

Январь 1999 года

Когда-то здесь текла спокойная сельская жизнь, наполненная трудом, бытовыми заботами, скромными радостями. Бедой считались ранние заморозки или засушливое лето. Годы отсчитывались от урожая до урожая.

Потом пришла настоящая беда. А потом деревня умерла. Остались дома с проломленными крышами и черными ртами окон, остовы хозяйственных построек, заросшие травой развалины. Сербская деревня Лешичи перестала существовать, не вынесла приближения бури. Косоваров здесь отродясь не было, а сербы ушли.

К наиболее уцелевшему дому в центре деревни подъехали два безликих темно-синих фургона. Во дворе уже стоял пикап Шаталова.

Из первого фургона с пассажирского места вылез Милич. Шаталов вышел из дома встретить полицейских отпускников.

– Рад вас видеть, Драган.

Милич кивнул, придержал Шаталова за плечо:

– Здравствуй, Радо! Дома все равно спать не смогу. А так хоть за радиста посижу. По горам-то я уже не силен бегать. Люди Брегича на подъезде. А я пока что пройдусь. С января здесь не был.

Здоровенные парни в защитных комбинезонах без знаков различия принялись вытаскивать из фургонов переносные удлинители, дизель-генератор, софиты, каски, аптечки, ящики с амуницией и оружием.

Старший, ровесник Шаталова, подошел к нему, оглядел с головы до ног.

– Ты – Радо? – пожал протянутую руку. – Я – Пламен. Слышал о тебе.

– Рад знакомству, – ответил Шаталов. – В доме есть пара свободных диванов и тахта. До выхода можно передохнуть.

Бармин приподнял брезент в кузове пикапа и скептически заглянул под него. Маевский неподалеку расстелил покрывало, разобрал на нем «калашников» и неторопливо чистил ствол.

– О чем задумался? – спросил он Бармина.

– Сколько километров до места, говоришь?

– По карте – пять, а ногами…

– Вот я и думаю, как миномет тащить, – задумчиво сказал Бармин. – А не брать – так куда ж без миномета?

– А ты пушку возьми. Ее катить можно.

Милич обошел деревню, хмуро осматривая разруху. На крошечном сельском кладбище вокруг сгоревшей церквушки его внимание привлекла свежая могила. С фотографии смотрела невидящими глазами матушка Божена. Милич поджал губы, прошел дальше. Остановился у стены с выцветшей бурой загогулиной – знаком Смука.

– Да, матушка. Змеиные времена! Не стало тебя – пропали и Лешичи… Лучше бы не сбывались твои предсказания. Покойся с миром.

Чуть дальше по улице он увидел Цветко. Тот, не отрываясь, смотрел на обгоревший фундамент дома.

К «штабу» подъехали микроавтобус и фургон с пестрой рекламой на борту. Шаталову сразу вспомнилась вылазка за «Стелсом». Как же давно это было…

Люди Бреговича, одетые в охотничий камуфляж, начали разгружать грузовик.

Вернулся Милич. Ему навстречу из микроавтобуса появился Брегич.

– Вот так сюрприз, Слобо!

– Для меня тоже, дядя Драган, хитрый же ты лис!

Комиссар полиции горько улыбнулся:

– Старые времена уходят. Прежде чем страница перелистнется, хочется поучаствовать в чем-то… особенном.

– А я подумал: как потом ребятам в глаза смотреть, если с ними не пойти. Может же и у меня быть увольнительная, в конце концов?

* * *

Вокруг стола, на стульях, на диване, на подоконниках расселись участники похода. Кому не хватило мест, стояли по углам. Материалов по базе Смука было достаточно. Шаталов положил на стол схематичный рисунок, сделанный утром пленным оаковцем. Брегич привез кадры прошлогодней аэрофотосъемки и военную топографическую карту. Милич – текстовые показания с десятка допросов, сведенные в единую таблицу. А в довесок – досье с фотографиями Смука и наиболее значимых членов его банды.

Цветко и Илир показали на карте приблизительный маршрут, описали препятствия и сложные для прохода места.

– Простите, упустил: а вы какой род войск представляете? – уточнил Пламен.

– Педагогический, – спокойно ответил Цветко. – География и физкультура.

– Вопросов не имею.

Много споров вызвала оценка боевой силы противника. Предположения колебались от ста до трехсот человек личного состава, у каждой стороны имелись свои источники и уверенность в полученных от них данных.

– Я отталкиваюсь от того, что видел сегодня ночью в «Слатине», – сказал Шаталов. – Нас атаковали три группы, каждая более пятидесяти человек. Плюс надо учесть артиллерийскую группу поддержки. Также наверняка «Гнездо» не оставалось без охраны.

– Жарко было в «Слатине», Радо? – спросил бледный поручик Лепчич, правая рука Брегича.

– Да сейчас везде жара, – ответил Шаталов.

Но увидев, что поручик не оценил шутку, добавил:

– Мы потеряли троих убитыми, еще двое ранены. У противника по безвозвратным потерям подтверждены сорок два. Возможно, часть тел увезли при отступлении. И нет оценки по их потерям среди артиллеристов. Раненых, думаю, сопоставимое количество.

– Это серьезный урон, – сказал Брегич.

Шаталов повторил то же, что сказал утром:

– Шансы сегодня выше, чем когда-либо! Враг деморализован поражением и большими потерями, его боевой дух на нижнем делении. Один точно рассчитанный удар приведет к панике и дезорганизации их обороны.

Он хотел, чтобы это услышали все. Сводному отряду из трех групп, ранее не взаимодействовавших между собой, предстояло совместно сделать опасную работу, и было крайне важно настроить каждого бойца на успех.

Долгие споры разгорелись относительно плана действий. Шаталов привлек себе в помощь серьезную поддержку, но заплатить за это пришлось самостоятельностью принятия решений. Ему удалось сохранить за собой право на рекогносцировку местности. При наличии двух входов на базу противника – через расселину на северной скале и по минному полю с юга – решили не растягивать силы и идти только с севера.

Идеальным был признан вариант точечного проникновения и пленения Смука – с последующим внезапным массированным ударом по лишенным командования оаковцам в солдатском лагере. Но точной информации о передвижениях Смука по лагерю не было, и с этим предстояло разбираться на месте.

Разумеется, затронули и вопрос пленных. Со слов допрошенного в «Слатине» оаковца, их было около сорока, а то и все пятьдесят. Как уберечь такую ораву, пока что никто не понимал.

То, что среди пленных находилась и Ясна Благович, в тактическом и оперативном плане, кроме Шаталова, никого не интересовало.

Он прислушался к себе. Тишина. Чуйка молчала.

Автономный край Косово, Югославия