Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот видишь, сам знаешь, что говорить. Дотянешь до ближайших Игр, а там и сам мир уже изменится.
– Посмотрим, – уклончиво ответил ганконер и спросил вдруг, резко обернувшись: – А могу я взять с собою дочь?
На секунду компаньон заледенел, а затем черты его смягчились. Он рассмеялся тихо, выудил из кармана веточку на шнурке и надел Киллиану на шею.
– Вот оно что… Значит, ты копил силу не для себя. Что ж, попробуй. Господин Эн Ро Гримм падок на лесть. Не забудь только поругать меня перед ним хорошенько.
– Непременно, – кисло улыбнулся ганконер. – Скажу, например, что теперь поклоняются тебе только девицы, молодые и глупые.
– Хорошая мысль, – подмигнул Айвор. – Тем более, что так оно и есть… А где наша прелестная девица, кстати?
Ганконер указал на лестницу и махнул рукой:
– Забирайте. Я не тронул её, хотя был соблазн вернуть твоему мальчишке подпорченную игрушку. А какой бы у неё дивный был опыт: возлечь сперва со мною, а затем с тобой…
Киллиан вспыхнул, как от пощёчины. Но Айвор ему и с места двинуться не позволил – мало что перехватил поперёк груди, так ещё и рот ладонью зажал.
– Раз ты удержался, дорогой названный брат, то явно заразился от нашей девицы благоразумием. Что тебе прежде было несвойственно. А ты очнись, Флаэрти, – добавил он едко. – Тебя дразнят, а ты сразу открыться готов? Жизнь со мной тебя ничему не научила?
– Шмырению, – невнятно ответил Киллиан, пытаясь уклониться от чужой ладони, тёплой и сильной. – И шерпению.
Фейри переглянулись, на диво одинаково – и расхохотались в унисон.
Небольшое приключение прошло для Фэй без вреда. Она действительно обнаружилась наверху, в небольшой комнатке, где пол был земляной и сплошь поросший цветами. Рядом с нею сидела рыжая девица лет шестнадцати, и обе плели венки из фиалок. Завидев кузена, Фэй слегка покраснела и торопливо одёрнула юбки.
– Я не хотела, – сказала она с раскаяньем в голосе. – Правда, не собиралась с нею идти. Но она поцеловала меня в лоб, и я всё сразу забыла…
Айвор утешающее погладил её по голове:
– Тут есть доля и моей вины. Стоило предупредить, что надо опасаться не только мужских поцелуев, но и девичьих. Впрочем, можешь порадоваться: женщины больше пропадать не будут. С названным братцем я договорился… К слову, как тебе на вкус сладкий дурман ганконера?
Фэй задумалась.
– Не знаю, – честно призналась она. – Сперва, конечно, было забытье. Но никакого сладкого дурмана не припомню. Просто я была там – и вдруг оказалась здесь.
Рыжая девчонка, глядя на неё, хихикнула в кулачок и снова уткнулась в свой венок. А Айвор презабавно вздёрнул брови и оглянулся на компаньона с самым что ни есть трагическим выражением лица:
– Вынужден тебя огорчить. Раз на твою дорогую кузину не подействовало колдовство братца, то объяснение может быть только одно. Она в кого-то влюблена до полного умопомрачения.
– Влюблена? – растерянно переспросил Киллиан, искоса взглянул на Фэй – и начал заливаться краской ни с того ни с сего. У кузины тоже щёки запылали.
Словом, всем стало страшно неловко – кроме виновника происшествия, разумеется.
Больше других спасению Фэй обрадовался профессор Фоксгловз. Благодаря травкам, поднесённых заботливой Нив, он несколько воспрянул духом. И после небольшого праздничного застолья в честь удачного завершения дела произнёс зажигательную речь об опасностях, кои подстерегают красивых девиц, о храбрости и великодушии фейри и о том, что истинная любовь преодолеет все преграды.
Даже возраст, да, да.
При этом он многозначительно посматривал на келпи-полукровку и изредка потряхивал своею седой гривой. Но так как к тому времени котелок с глинтвейном почти опустел, никто его намёков, кажется, не заметил. Кроме Киллиана, который побоялся озвучивать свои выводы вслух.
Всё же у Нив удар сильный, характер строгий, а копыто тяжёлое. Не каждый выдержит – даже во имя любви.
За долгих пять лет, что минули с тех пор, как над старым домом на углу Рыночной площади появилась резная вывеска «Тимьян и Клевер», Киллиан Флаэрти выслушал немало просьб. Заглядывал дуллахан в поисках собственной головы; умолял о встрече с красавицей бааван ши древний старик с шотландского нагорья, увидавший её в юности да так и не сумевший забыть; пэдфут, до ушей перепачканный в машинном масле, заказывал горячую ванну, ругательски ругая новомодные автомобили; заявился однажды седой драк, любитель затащить в омут неосторожного ребёнка, и попросил найти пропавшего сынишку, которого-де выкрали с мелководья бродячие циркачи…
Но была просьба, что повторялась из года в год. Порой её произносили сквозь слёзы, придушенно, иной раз – гневно и бессильно, а слова оставались прежние:
– Верните нам дочку!
Больше, чем неосторожных путников, утопленных келпи, или пьяных фермеров, настрадавшихся по пути через болото от проделок бэллибогов, или жадин, прогневавших брауни, в Ирландии было только глупых, влюбчивых девиц.
На Айвора подобные разговоры нагоняли тоску. Изредка, под настроение, он мог поинтересоваться, насколько хороша собой пропавшая дочка и стоит ли она беспокойства – может, лучше не горевать, а праздновать, что от засидевшейся в невестах «кобылки» избавиться повезло. Но ни к чему хорошему бесстыдное любопытство не приводило. Измученная от беспокойства мать могла и чувств лишиться, осерчавший отец – замахнуться на бессердечного нахала.
А разбираться приходилось Киллиану – и пропажу искать тоже. Особенно трудно бывало, когда просить о помощи являлся не богатый лорд или прекрасная леди волшебных кровей, а немолодая простушка в сером траурном платье.
– Где вы, говорите, видели Шевонн в последний раз, миссис Майлз? – повысил он голос, не позволяя компаньону вмешаться в разговор.
Айвор фыркнул и ночной птицей вспорхнул на спинку кресла перед камином; взметнулись тёмно-зелёные шелка, перетекли ртутью серебристые меха накидки… Сел – и замер, глядя на языки пламени, будто бы и ни при чём он. Миссис Майлз, дородная голубоглазая женщина с жёсткими волосами, похожими на прошлогоднюю солому, невольно проводила его взглядом и лишь затем пробасила простуженно:
– На холме, что к югу от моста в Дримне. Мы там и живём. Дом хороший, супруг мой построил, пока жив был, да для меня с доченьками он велик стал, как старшие-то сыновья свои дела заимели и прочь съехали. Я к нам тётушек зазвала и деда, он-то уж совсем немощный, в поле работать не может, а у нас-то с лавки хоть прибыток и небольшой, а на всех хватает. А, то я сказать-то хотела… – задумалась она и шмыгнула носом. – А, да, про Шевонн-то. Шевонн у нас всё время под приглядом была – самая красавица, старшенькая моя. То с тётками сидела, кружевному мастерству училась, то мне по хозяйству помогала, а если наружу и выходила, то непременно со служанкой. И завсегда такая послушная, скромная – отрада для глаз. А нынче осенью, как холодать стало, точно попортилась.