– То, в которых что-то ос… освящено… ээ, ну, вы понимаете, когда свет…

– Именно!

Все умолкают. Лао Су встает и с невозмутимым выражением заходит мне за спину. Я слышу грохот, и холодный ветер обдувает мне спину: ощущение такое, словно кто-то высыпал на нее ведро льда. Дымка в комнате мгновенно рассеивается.

– Теперь проснулся? – Лао Су закрывает окно. – Тогда объясни свою мысль еще раз, только без идиотского мистицизма.

Я выдерживаю его взгляд и медленно отвечаю.

– Давайте найдем знаменитого, уважаемого монаха, и пусть он освятит приложение – «привнесет в него свет», – чтобы каждая фотография, сделанная с помощью приложения, стала амулетом, защищающим от зла. Мы создадим экономику взаимопомощи, основанную на благословениях.

Все отрываются от своих телефонов и смотрят на меня; я смотрю на Лао Су; Лао Су молча смотрит на телефон.

Спустя какое-то время он выдыхает.

– Знаешь, за такие штуки ринпоче из района Чаоян тебя замочат.

Я понятия не имею, что ждет меня дальше.

10

Моя жена – неолуддит.

Когда-то она была заядлой геймершей и проводила столько времени за компьютером, что родители отправили ее в летний лагерь, который специализировался на лечении зависимости от интернета. После этого ее отношение к современным технологиям развернулось на сто восемьдесят градусов.

Я много раз спрашивал ее, что же на самом деле произошло на Горе Феникса, в лагере под названием «План “Нирвана”»?

Она всегда отвечала уклончиво.

Это было главное различие в наших с ней философских воззрениях. Она верила, что, несмотря на кажущуюся беспрецедентную новизну, представители хайтек-индустрии, в общем, ничем не отличаются от торговцев древних времен: и те, и другие пользуются слабостями обычных мужчин и женщин и манипулируют их эмоциями с помощью таких слов, как «прогресс», «подъем» и «спасение». Кладешь ли ты руку на Библию или на айпад – не важно, ведь ты, в конце концов, молишься одному и тому же богу.

Мы просто даем людям то, что они хотят. Они мечтают о комфорте, радости, чувстве защищенности. Они хотят стать лучше, выделиться из толпы. Мы не можем отнять у них подобные желания. Вот как я всегда отвечал ей.

– Да ладно! Для тебя это просто игра, ты просто хочешь удовлетворить свое собственное желание все контролировать, – сказала она.

– Не держи людей за дураков! – ответил я. – У каждого есть мозг. Как один человек может «контролировать» кого-то еще?

– Всегда есть компьютерные персонажи.

– Ты о чем?

– О персонажах, за которых нельзя играть. Что, если всем незримо управляют какие-то фоновые процессы? Тогда все твои действия будут влиять на логику игры. Система отреагирует на них через персонажей, и они будут выполнять заложенную в них программу.

Я посмотрел на нее, словно на совершенно незнакомого человека, и даже подумал: а не вступила ли она в какой-нибудь новый культ?

– Ты ведь в это не веришь, да?

– Пойду выгуляю пса. Сейчас еще рано, собачьих какашек на улице, наверно, еще не много.

11

Каждый день, когда храмовый колокол бьет пять раз, я должен проснуться и заняться уборкой. Я подметаю деревянный пол галереи, от новой библиотеки до каменных ступеней, а оттуда – до ворот храма, где растет старая софора, раскинув в стороны узловатые ветки, похожие на когти свирепого зверя.

Читаю ли я во время работы Шурангамасутру, Лотосовую сутру или Алмазную сутру? Это зависит от индекса качества воздуха PM2.5. От загрязненного воздуха у меня болит горло, и дополнительные отвлекающие факторы мне не нужны.

Любой верующий, который придет в храм, чтобы сделать пожертвование, поймет, что на самом деле Будда меня не призывал. Я, как и все остальные «ученики», которые стекаются сюда, чтобы изучать буддизм, прячусь здесь от реального мира.

В каком-то смысле я не слишком отличаюсь от толп покупателей в буддийском магазине рядом с храмом Юнхэгун, которые толкают друг друга локтями, мечтая купить электронные «ящики Будды». Человек приносит ящик домой, нажимает кнопку, и тот начинает петь сутры, а раз в час (или в указанное время) он даже издает умиротворяющее «дуаннннг», похожее на звон колокола в храме. Покупатели, очевидно, надеются таким образом получить благословение и очиститься от плохой кармы. Я часто представляю всех пассажиров, сдавленных, словно сардины, в вагонах метро на линии № 2; поезд отходит от станции, рядом с которой стоит храм, и ровно в начале часа все их ящики Будды гармонично звонят. Возможно, так называемое «дзенское» состояние разума относится к отделению такого момента от реальной жизни.

А теперь, когда я должен придерживаться буддийской вегетарианской диеты, мне страшно не хватает походов в один ресторан в Бейсиньцяо, где подают суп со свиными потрохами, якобы сваренный на бульоне, который настаивался в течение многих лет.

Я даже ликвидировал свой номер мобильника и удалил все свои учетные записи в соцсетях; жена меня бросила и вернулась в свой родной город. Мне даже дали монашеское имя: Ченьу – «Свободный от праха мирского». Я хочу лишь одного: того, чтобы эти безумные люди больше никогда меня не нашли.

С меня довольно.

Все началось в ту ночь, с той безумной идеи.

Господин Вань мое предложение одобрил и за одну ночь собрал инженеров, чтобы они создали новый продукт. Лао Су придумал маркетинговый план и стратегию. Самая важная часть проекта, конечно, досталась мне, автору идеи.

Я должен был найти уважаемого монаха, который готов освятить наше приложение, дать ему свет.

Лао Су потребовал снять весь процесс на видео и выложить ролик в сеть, чтобы он стал вирусным. Я использовал все отговорки, которые пришли мне в голову: что три поколения моей семьи – христиане, что моя жена беременна и поэтому не может прикасаться к сырой пище, меху животных или ко всему, что связано с призраками…

На все мои возражения Лао Су сказал только одно: «Этот проект – твое детище. Если не хочешь, чтобы он завершился успешно, вали отсюда и не возвращайся, понял?»

Я обошел все храмы в Пекине, я умолял каждого настоятеля, я обратился к каждому ламе, который ищет уединения в различных уголках и закоулках города. Но как только я доставал камеру, то каждый раз, даже если о цене мы договорились, монахи каменели и после нескольких «Амитабх» закрывали лица и бежали прочь.

Мы несколько раз пытались вести съемку скрытой камерой, но из-за дыма благовоний и дрожания камеры смотреть на результаты было невозможно.

Когда дедлайн подошел уже совсем близко, я не мог спать и всю ночь ворочался. Жена спросила, что я делаю.

– Раскатываю тесто для блинов, – ответил я.

Она лягнула меня.

– Если хочешь притворяться скалкой, ложись на пол. Я тут пытаюсь заснуть.