Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас лица передо мной были те же самые, но привлекающие взгляд титулы на бейджах – «Главный исполнительный директор», «Основатель компании» и «Вице-президент по инвестициям» – сменились другими – «Глава семьи», «Верующий» и «Благодетель». По крайней мере, на какое-то время важные персоны смирили свою гордыню и втянули животы. Бормоча мантры, они рассаживаются по местам и благочестиво отдают свои телефоны, айпады, гуглочки, «умные» браслеты и тому подобное в обмен на билетики с номерами.
Я вижу господина Ваня. Он побледнел и осунулся, но шагает он легко, а взгляд у него твердый. Господин Вань безмятежно складывает ладони вместе и кланяется гостям по обе стороны от него; от его былой властности не осталось и следа. Когда он проходит мимо меня, я опускаю голову, и он кивает в ответ на мое приветствие.
Много чего произошло за последние месяцы.
Учитель Дэта когда-то учился на факультете компьютерных наук университета Цинхуа и подавал большие надежды. Но когда он достиг просветления, то отказался от предложений проходить аспирантуру в Стэнфорде, Йеле, Беркли и других элитных университетах, принял обеты и стал монахом. Несколько студентов из лучших учебных заведений последовали его примеру и тоже пришли в наш храм, чтобы распространять учение Будды в сети, нести утешение всем смертным – способами, адаптированными для эпохи интернета.
Сегодня в ходе своей лекции учитель затрагивает великое множество тем – их так много, что я ни одной из них не помню. Но я вижу, что господин Вань принял благочестивую позу и часто кивает. А когда учитель заговаривает о том, как методы обработки супермассивов данных можно использовать для поиска реинкарнаций тулку, на глаза господина Ваня наворачиваются слезы.
Я пытаюсь спрятаться от него, но при этом не могу подавить в себе желание подойти и спросить, улеглась ли буря. Возвращаться к старой жизни я не хочу, но скучаю по своей семье.
Пользоваться интернетом здесь могут только монахи, которые достигли определенного статуса. Многослойные зеленые ветви древней кипарисовой рощи, словно брандмауэр, отделяют нас от шума и пыли светского мира. Однако моя повседневная жизнь совсем не скучная: я подметаю, работаю, пою гимны, участвую в дебатах и переписываю тексты. Я не обременен материальным имуществом и теперь впервые за много лет могу спать спокойно, не испытывая ужаса от вибрации мобильника, – хотя в моем правом квадрицепсе по-прежнему возникает фантомная пульсация. Но мой учитель говорит, что если я буду считать бусины на моих четках – все тысячу восемьсот – каждый день в течение ста восьмидесяти дней, то полностью исцелюсь.
По-моему, причина в том, что мы хотим слишком многого – больше, чем могут выдержать тело и разум.
На прежней работе я занимался тем, что создавал потребности, поощрял людей стремиться к вещам, которые не важны для жизни, и тратил полученные у них деньги на иллюзии, которые другие создали для меня. Эта игра продолжалась раунд за раундом и не надоедала.
Я вспоминаю слова жены: «Ее сын – такая тряпка, что сам фактически младенец». Твою мать! Теперь от меня пользы даже меньше, чем от младенца.
Это мой грех, моя карма, препятствие, которое нужно устранить, чтобы я мог двигаться дальше.
Я начинаю понимать господина Ваня.
После лекции господин Вань и другие гости окружают учителя Дэту: похоже, что у них возникло много вопросов. Учитель Дэта подзывает меня. Я собираюсь с духом и подхожу к нему.
– Проводишь уважаемых гостей в третью комнату для медитации? Я скоро буду.
Я киваю и веду группу в комнату, предназначенную для особо важных персон, прошу их садиться и разливаю чай. Они улыбаются друг другу, но разговаривают лишь о разных пустяках. Наверное, за пределами храма они – конкуренты.
Господин Вань на меня не смотрит. Он пьет чай и медитирует с закрытыми глазами. Его губы шевелятся: он беззвучно читает какую-то мантру. Когда он перебирает все бусины своих четок в сорок девятый раз, я не выдерживаю: я подхожу к нему, наклоняюсь и шепчу ему на ухо:
– Помните меня?
Господин Вань открывает глаза и полминуты внимательно меня разглядывает.
– Ты – Чжоу…
– Чжоу Чонбо. У вас великолепная память, господин.
Лицо господина Ваня перекашивается. Он бросается на меня, накидывает четки мне на шею и толкает меня на пол.
– Идиот!
Он ругает меня и бьет меня. Двое гостей, сидевших рядом с ним, испуганно вскакивают, но не смеют вмешаться.
– Амитабха… Амитабха… – бормочут они.
Я защищаю лицо руками, но не знаю, что делать.
– Пощадите! – кричу я. – Пощадите!
– Остановись! – гремит голос учителя Дэты. – Этот храм – святыня. Здесь не место насилию.
Кулак господина Ваня застывает в воздухе. Господин Вань смотрит на меня в упор и вдруг начинает плакать, словно сейчас пострадал не я, а он. Его слезы падают мне на лицо.
– Все пропало… Я все потерял… – шепчет он и опускается на стул.
Я поднимаюсь на ноги. Похоже, что человек, потерявший все, даже ударить сильно не может. Я совсем не чувствую боли.
– Амитабха. – Я складываю ладони вместе и кланяюсь ему. Я знаю, что сейчас ему не лучше, чем мне. У двери настоятель останавливает меня и бьет тростью: два раза по моему левому плечу, один раз – по правому.
– Не говори с остальными о том, что произошло сегодня. В тебе еще слишком много гордости, и поэтому ты не можешь выполнять важные поручения. Ты должен усерднее учиться и тщательно обдумывать свои действия.
Я хочу возразить, но затем вспоминаю, что когда-то мирился еще и не с таким поведением Лао Су и господина Ваня. Учитель Дэта – фактически исполнительный директор храма. Мне нужно забыть о гордости.
Я кланяюсь ему и, пятясь, выхожу из комнаты.
Я прислоняюсь к стене галереи и смотрю на лес, освещенный лучами заходящего солнца. Смог поблескивает над городом, словно многослойное сари. Колокол начинает отбивать очередной час, и птицы испуганно поднимаются в воздух.
Внезапно я вспоминаю, как однажды учитель Субхути три раза ударил Обезьяну палкой по голове, а затем ушел, сложив руки за спиной. Это было послание для Обезьяны: она должна была прийти к задней двери спальни учителя в час третьей стражи, чтобы получить особый урок.
Но что означают два удара по левому плечу и одно по правому?
101
Около девяти часов вечера, когда первая стража сменяется второй по древней системе исчисления времени, я окольными тропами пробираюсь в покои настоятеля. Мое путешествие по темному лесу сопровождается только нежным шепотом сосен; ни одна птица сейчас не поет.
Я стучу в дверь дважды, затем еще один раз. Слышно, как внутри что-то шевелится. Я стучу еще раз. Дверь открывается автоматически.
Настоятель Дэта сидит спиной к двери. Перед ним огромный экран, совершенно черный. Кажется, я слышу жужжание какой-то электроники. Настоятель громко вздыхает.