— Это — тебе, — из рюкзака Ромка достаёт рафаэлки и открытую бутылку белого вина. — Для здоровья, Женьк! Чтоб тебя не вырубало. Открой рот, — и кормит меня прямо из рук сладким, следом заливая вино, которое я не успеваю глотать, и оно льётся у меня по подбородку и груди. Конечно же, Ромка начинает все это слизывать, и, конечно, его порыв просто так не заканчивается. Спустя час я снова обессилено обнимаю подушку и отключаюсь, а он… опять куда-то исчезает жить свою активную жизнь, за которой я не успеваю.

Но пока что меня это не особо беспокоит.

Прошло всего два дня и три ночи, но это уже какая-то совсем другая я. Теперь мне удивительно мое прежнее жилище, удивительны дела, оставшиеся из прошлого — например, скорая пересдача по философии, которую я завалила в начале лета тоже из-за Ромки.

Такое ощущение, что в бывшую комнату Костика вернулась только моя оболочка, в то время как по-настоящему я все ещё там, в Ромкиной мастерской.

Спускаясь вниз, в общую кухню, я снова чувствую себя новенькой, смущаясь как в первый раз, когда только поселилась здесь. Надеюсь, ребята больше не злятся на меня. Этот дом всегда полон происшествий и весёлой суматохи, может, случилось что-то, что затмило нашу недавнюю выходку.

Из всех обитателей нахожу одну только Маринку. Сидя на большом подоконнике, она задумчиво курит в окно, а другой рукой красит ногти на ногах. Я всегда удивлялась, как это у неё получается — мазки небрежные, как будто не глядя и даже не думая, а выходит аккуратно и чисто, как из салона.

— Пять лет художки, два года спецшколы и четыре — академии, вот и весь секрет. Мне иногда снится, что эти гребаные кисточки — мои пальцы. Прямо из рук растут. Тут и захочешь накосячить — не выйдет. А что, Жень? Что значит мой сон по Фрейду там?

И пока я терпеливо объясняю, что фрейдистская трактовка сновидений — не единственное верная и на сегодняшний день считается устаревшей, и вообще некоторые сны ничего не значат, это просто хаотические вспышки сознания, она только машет на меня рукой — типа, все с тобой понятно, опять начала мудрить и усложнять.

В этом их реакции с Ромкой тоже очень похожи.

— Здорово, пропажа! — весело смотрит она на меня, поднимая голову. — Жива? Мы думали, Ромео тебя там до смерти затрахал, особенно после того, как он тут срочно хавку, воду и что-то от сердца искал. Или от давления.

— Да нет, все нормально, — протискиваясь между столом и табуретками к шкафу, беру с верхней полки турочку, стараясь не смотреть на Маринку. — Я жива, вот только кофе надо выпить… от давления. Будешь?

И, подбадриваемся ее сдавленным смешком, сыплю на дно двойную порцию смолотых зёрен.

— Марин… Ты это… в общем, извини. Я, надеюсь, у вас никаких проблем не было? Милиция не приходила? Эти соседи… Сама знаешь, им только дай провод, вечно они за всеми здесь шпионят…

— Ну, вот вы и дали. От души так, — смеётся она уже громче. — Ладно, Жень, нормально всё. К тебе у меня претензий никаких. А Ромео я уже всё высказала. Он меня понял, и я его поняла.

С одной стороны, это здорово, что они уже всё без меня решили, с другой — не могу сдержать удивления.

— А почему ко мне никаких претензий? Мы же вдвоём там были, значит, и отвечаем одинаково.

— Да какое «одинаково»! — фыркает Маринка, закручивая баночку с лаком, пока я, поставив турку на огонь, недоуменно смотрю на неё. — Не знаю, какому черту этот крендель продал душу, но он явно знает что-то такое, от чего у девок крышу на раз-два сносит. Думаешь, ты одна тут такая, с катушек слетела? Нет, Женёк, некоторые особо талантливые особи такое вытворяли, я в ещё большем ахере была — и угадай, кто их на это подбивал? Ромео не Ромео будет, если не выебнется, не устроит какое-то шоу, от которого у всех глаз задёргается. Так что, как бы я ни относилась к некоторым его тёлочкам — опять же, к тебе у меня ноль претензий, а к некоторым были, и серьёзные — но даже там я не гнала них. Потому что они тупо жертвы его невъебенного, блядь, обаяния. Как только меня пронесло? До сих пор боженьку благодарю, что на мне его приколы не работают. А то тоже, как вы, сначала растекалась бы лужицей и творила всякую дичь. А потом в слезах и соплях из окон выбрасывалась. Что смотришь? И такое было, мы тут снимали пару истеричек с подоконников. Говорю же, с тебя спрос маленький, считай что ты под наркотой. Главное, когда ломать начнёт — ну, не дури сильно. Я здесь ещё день-другой — и уехала. А остальные ребята — они реально устали от этого. Пожалей их нервы, раз себя не жалеешь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Так в моей картине мира возникают какие-то загадочные «другие», о которых я никогда не задумывалась до этого. Да и сейчас они не слишком меня беспокоит.

Ромка — красивый яркий парень с энергетикой, которая бьёт через край. Вполне естественно, что у него до этого были связи — ведь я сама когда-то говорила ему о том, что у каждого из нас своё прошлое. Да, его прошлое более бурное и сумасшедшее — подстать ему. Но это всё было до. Толку ревновать к тем, кого давно нет рядом с ним.

Сейчас он вместе со мной, и любит он меня, о чем часто и с удовольствием говорит. А я… Я совсем потеряла голову.

Я влюбляюсь в него по сто раз на день, хотя, казалось бы — куда уже сильнее. Для этого хватает одной его улыбки или случайного взгляда, или слова. Особенно слова, множества слов.

— Слышь… Ты почему такая охеренная? — шепчет он мне на на ухо, подходя сзади и тесно прижимаясь. — Женьк. Ты это спецом, да? Работать мне не даёшь?

— Я же… ничего. Я только зашла.

— Чего-чего. Ходишь тут вся такая секси, выделываешься. Считай, что ты нарвалась. За свою охуительность придётся ответить.

Раньше я думала, что он шутит — но это не шутки. Его и вправду цепляет всё во мне — реакции его тела красноречивые слов и я, наконец, перестаю в себе сомневаться.

Я больше не неуклюжая, неловкая и не рассеянная. Я — классная. Я — «секси». А ещё я, конечно же, «охеренная».

— У тебя такой рот, — пристально глядя мне в глаза, он обводит мои губы подушечкой большого пальца. — Люблю, блядь, нереально. Отдельно от тебя, — его пальцы размыкают мне зубы, а я слегка прикусываю их, улыбаясь, чтобы немного его подразнить. — Меня типа спросят, что я люблю больше всего, а я скажу — Женьку и ее охеренно сексуальный рот. Это отвал всего… Хочу тебя… целовать, трахать, и всё. Больше нифига не надо.