Причины Гражданской войны были очень запутанными. Одними лишь разногласиями в отношении к рабству проблема не исчерпывалась. Да, конечно, рабство было толчком, но не основной причиной, исключающей все остальные факторы. Война была связана со множеством экономических, политических и культурных аспектов.

Споры и раздоры нарастали и ширились. Избрание же в 1860 году президентом Авраама Линкольна стало последним ударом по южным убеждениям. Хотя Линкольн постоянно заверял рабовладельческие штаты в том, что не собирается запрещать институт рабства там, где он уже существует, он твердо противостоял попыткам распространения рабства на Запад, на новые штаты и территории. Бедным белым фермерам, как его собственному отцу, нужны были возможности зарабатывать на жизнь, собирая урожай на свободной земле и не конкурируя с плантаторами, использовавшими бесплатный рабский труд.

Неразрывное слияние рабства и хлопка приносило значительную прибыль и сохранялось, поскольку деньги эти питали промышленное богатство Севера. Но слияния рабства с другими сельскохозяйственными рынками допустить было нельзя. Южные штаты хотели распространить рабство на Запад. Кроме того, они попросту не доверяли новому президенту. Они считали, что, приняв присягу, Линкольн непременно запретит рабство. За время, прошедшее с победы Линкольна в ноябре 1860-го и его вступления в должность в марте 1861 года, наспех сшитый союз тридцати четырех соединенных штатов пополз по всем швам.

До инаугурации Линкольна семь штатов мирно вышли из Союза, приняв собственные декларации о непосредственных причинах выхода. Они сформировали правительство и выбрали столицу, которая поначалу находилась в Монтгомери, штат Алабама, а в мае 1861 года была перенесена в Ричмонд, штат Вирджиния. Они ратифицировали конституцию и избрали Джефферсона Дэвиса президентом Конфедерации Штатов Америки. 4 марта Линкольн принял присягу – а вместе с ней страну, находящуюся на грани Гражданской войны. «В ваших руках, мои недовольные соотечественники, а не моих, – заявил он во время инаугурации, – важнейшая проблема Гражданской войны». Война началась через месяц, когда армия Конфедерации захватила форт Самтер в гавани Чарльстона. К июню за отделение проголосовали еще четыре штата, и Конфедерация стала состоять из одиннадцати штатов. «Обе стороны не хотели войны, но одна из них готова была вести войну, лишь бы не дать государству выжить, – говорил Линкольн, – а другая согласилась на войну, чтобы не дать ему погибнуть. И война началась». Когда 12 апреля 1861 года на стены форта Самтер обрушились первые ядра войск повстанцев, Линкольн ставил своей целью сохранить территориальную и экономическую целостность государства – в том числе и южное рабство.

Как и американским колониям во время революции, Конфедерации ничего не оставалось, кроме как победить в войне. Но, в отличие от колонистов, помощи конфедераты не получили. У них не было гениальных европейских генералов, подобных маркизу де Лафайету, и не было французского флота, способного прорывать удушающую морскую блокаду со стороны Союза. Конфедераты разыгрывали сразу две ставки. Во-первых, они считали, что Линкольн отступит. Он не отступил. Во-вторых, им казалось, что Британия, которой был необходим южный хлопок для развития текстильной промышленности, придет к ним на помощь, прорвет морскую блокаду и пришлет боеприпасы и другие ресурсы. Этого не произошло.

Британия запретила работорговлю в 1807 году, а рабство в 1833-м. Британцы были яростными противниками рабства, и настроения эти еще больше усилились после того, как в 1852 году «Хижина дяди Тома» стала национальным бестселлером. Кроме того, Британия отлично знала опасность желтой лихорадки. И политики, и рядовые граждане выступали против того, чтобы корабли, курсирующие между Британскими островами и Конфедерацией, превращались в плавучие фабрики смерти. «Хотя основные аспекты ведущихся дискуссий были неизвестны широкой публике, – пишет Марк Харрисон, профессор истории медицины из Оксфорда, – две вспышки желтой лихорадки на европейской почве за последние несколько лет вызывали сильную тревогу». Британские газеты твердили, что «климат и ужасная желтая лихорадка» позволят Конфедерации победить «все рычаги, которые Север может использовать против нее». Британия не хотела на себе испытывать желтую лихорадку Конфедерации, которая по иронии судьбы так и не вступила в действие.

До Гражданской войны южные штаты страдали от болезней, переносимых комарами. Поэтому, в отличие от войн прошлого, желтая лихорадка не повлияла на исход этой войны – выжившие уже обладали иммунитетом. Кроме того, в ходе войны флот Союза под командованием Уинфилда Скотта осуществил план «Анаконда» – суда Союза блокировали порты Конфедерации, удушив все возможности внешней торговли. Иностранные корабли, особенно из карибских колоний, не могли входить в порты и разгружаться – и распространять ужасный вирус через зараженных моряков и корабельных комаров.

Новый Орлеан, сердце торговли Дикси, был захвачен через год, в апреле 1862 года. Через месяц пал Мемфис, что перекрыло реку Миссисипи и окончательно закрепило блокаду Конфедерации. Тем самым Союз, сам о том не подозревая, закрыл речной доступ к желтой лихорадке и избавил оккупационные войска от ужасов болезни и смерти, которые исторически защищали Новый Орлеан и дельту Миссисипи. Штабисты Конфедерации со всеми на то основаниями рассчитывали, что Новый Орлеан станет головной болью Союза. Вирджинская газета предсказывала, что важнейший порт Новый Орлеан станет «призом, который окажется очень дорогим в содержании, если его ежегодно будет посещать Его Шафрановое Величество [желтая лихорадка]». Разделяя тот же страх, военный хирург Союза в начале войны предсказывал, что «и Северу, и Югу грозит великая чума тропиков. Желтая лихорадка унесет жизни каждого десятого в северной армии, который осмелится проникнуть в хлопковые штаты в зоне желтой лихорадки». Но в годы войны желтая лихорадка почти не встречалась – даже в Новом Орлеане она унесла жизни всего одиннадцати человек. Оккупационная армия Союза соблюдала строгие меры гигиенической безопасности и установила полный карантин. Во время Гражданской войны в армии Союза были отмечены лишь 1355 случаев заражений и всего 436 смертей. «Анаконда» сжимала свою хватку на горле Юга, и желтая лихорадка становилась все менее вероятной. А вот о малярии сказать такого было нельзя. Хотя сдержать желтую лихорадку удалось, малярия расцвела пышным цветом.

Как и желтая лихорадка, малярия до Гражданской войны была хроническим заболеванием. Но, в отличие от желтой лихорадки, она с удовольствием распространялась на полях сражений, лишая сил миллионы солдат. Больной малярией солдат из Коннектикута писал домой: «Комары – это самые страшные враги, с какими мне доводилось встречаться». Во время войны было мобилизовано 3,2 миллиона человек – отличная почва для распространения малярии. Непривычные к местным условиям солдаты-янки пересекали линию Мейсона – Диксона и вторгались на юг, тем самым нарушая эпидемиологический барьер. Массовые перемещения солдат и гражданских лиц по трем зонам инфекции стимулировали размножение комаров и распространение малярии.

Без британской помощи лишенной необходимых припасов Конфедерации приходилось в одиночку сражаться и с комарами, и с Союзом. Военная машина Линкольна обладала подавляющим преимуществом во всем, что было необходимо для победы – от живой силы, ресурсов, инфраструктуры, промышленности и продуктовых запасов до всех видов вооружения и хинина, столь же жизненно важного, как пули и штыки. У Юга оставался только хлопок и рабы, и все же на полях сражений в первые два года войны Конфедерация побеждала.