Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это соображение озадачило Алексея. Кусков сказал, что речка как раз уходила от них в сторону, шла по русским, уступленным индейцами местам и что вблизи нее чужих поселений не было. Он уже обернулся, чтобы сообщить об этом Василию и расспросить поподробней (креол плавал тогда с Кусковым), но в это время раздался стук камней, донесся повелительный голос и в дальнем конце пещеры снова появился человек в плаще и шляпе. Он вернулся один.
Незнакомец был худ, высок. Темное лицо его словно перекрещивалось длинными тонкими усами, большой шрам поперек лба приподнимал левую бровь. Хозяину пещеры могло быть и пятьдесят лет и тридцать, а изуродованная бровь придавала лицу свирепое выражение. Но сейчас он казался скорее взволнованным, чем недовольным.
Приблизившись к огню, он тронул рукой шляпу, поклонился и произнес несколько фраз по-испански. Василий неожиданно вздохнул.
— Он говорит, что его зовут дон Петронио и что он рад, что мы не бостонцы, — перевел он поспешно, не сводя глаз с испанца. — А наипаче доволен, что мы русские...
Креол хотел еще что-то добавить, но Алексей, а глядя на него, и Лука встали со своих мест и, в свою очередь, раскланялись.
— Передай, что мы тоже рады и благодарим за помощь, — заявил Алексей Василию. — И сообщи, кто мы такие и для чего сюда прибыли.
Алексею понравилась вежливость испанца, и, кроме того, было приятно сознавать себя начальником. А особенно радовало, что этот дон, кто бы он ни был, особо уважительно отнесся к ним потому, что они русские. Выходит, что тут уже о них слышали.
Пока Василий переводил, один из индейцев притащил на себе убитого барана и принялся его свежевать. Только сейчас Алексей и его спутники почувствовали, что они голодны, а Лука сразу же подсел к индейцу и начал ему помогать.
— Горло ему перережь, почтенный, — трогал он индейца за руку. — Кровь собери. Ить, темнота!
Индеец не понимал, но старался сообразить, о чем идет речь. Потом что-то проговорил и, важно кивнув головой, передал нож промышленному. Лука с ожесточением принялся за дело. Скоро куски ловко разрубленного барана жарились на углях, а проснувшиеся индейцы с любопытством и уважением глядели на Луку.
Петронио внимательно слушал Василия. Временами, когда креол, подыскивая нужное слово, умолкал, он спокойно ждал. Лицо его, наполовину скрытое широкими полями шляпы, оставалось неподвижным, но видно было, что испанец внимательно слушает. А когда Василий упомянул о Резанове, о том, что они приехали сюда во исполнение его планов, Петронио быстро поднял голову.
— Я знаю сеньора Резанова, — сказал он с неожиданным интересом. — Я служил тогда в президии. И я знаю, что он умер. Вы были все время с ним?
— Нет, он уехал один, — ответил Василий. — А скончался в Сибири.
— Я спрашиваю не из любопытства... — Петронио вдруг нахмурился, снял шляпу. Шрам на лбу, длинные усы и впалые щеки делали его старше. Теперь он выглядел пятидесятилетним, да и на самом деле, очевидно, это было так. — В сорока милях отсюда, в миссии Сан-Пабло, живет сеньорита Аргуэлло. Четыре года назад она узнала о смерти сеньора Резанова и покинула людей. Может быть, вам придется бывать в тех местах — расскажите ей. Но не упоминайте моего имени...
Он умолк, прошелся по пещере. Длинная тень его задевала каменные своды.
— Она получила известие утром. Мы уже знали с вечера. Весть о смерти сеньора Резанова губернатор получил из Мексики. Но никто первый не хотел сообщить сеньорите. Сказал Гервасио, приемный сын ее отца, преследовавший девочку своей любовью... Два дня не выходила она из комнаты, два дня не варился обед, слуги на кухне плакали. Дон Жозе Аргуэлло не покидал церкви, а сеньора и дети молились дома... На третий день она вышла. Ни единой слезинки не было в ее глазах. Раздала свои платья женщинам, попросила позвать настоятеля. Монах благословил ее отъезд... С тех пор она живет в миссии.
Петронио, как видно, хотел еще что-то сказать, но удержался. Не доходя костра, он резко прикрикнул на ждавших ужина индейцев, поднял их. Те послушно и торопливо стали собираться.
— Прощайте, сеньоры, — приблизился он снова к гостям. — Гроза прошла. Завтра продолжите путь. Это жилище — ваше!
Петронио сделал широкий жест рукой, низко поклонился и вышел вслед за индейцами.
— Куда они? — нарушил молчание Лука. — Пошто сорвались? Кто такие?
— Инсургенты! — вдруг зло сказал Василий. — По-ихнему мятежники. Против короля воюют. За то, чтоб людям вольно жилось! За этого дона Петронио гишпанцы объявили десять тысяч пиастров. Еще у Дракова мыса про него слышал...
...Алексей вышел из пещеры. Гроза действительно утихла. Внизу гудела река, огромные звезды светились между разорванными облаками, кругом темнели горы. Белый плотный туман наползал на землю, было беспокойно и душно.
Встреча с человеком, знавшим Резанова, а главное, рассказ о той странице его жизни, о которой услыхал впервые, заинтересовали и взволновали Алексея. Он даже не стал слушать Василия, рассказывавшего Луке про действия инсургентов. Николай Петрович никогда не говорил ему о своей калифорнийской невесте. Он приехал тогда деятельный больше прежнего, бодрый, говорливый. Правда, иной раз он внезапно умолкал посреди разговора, задумывался, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. Как будто чувствовал, что покидает эти края навсегда...
Полный сочувствия и какого-то неизъяснимого любопытства, долго бродил Алексей по каменной площадке. Затем вернулся к костру и молча прилег возле уснувших спутников.
Весь следующий день партия Алексея поднималась по реке. Но и на этот раз мест для заселения не было. Тянулись все те же крутые берега, скалы, потом речка стала совсем узкой. Пришлось повернуть назад.
Глава третья
Место для колонии нашел Кусков. Отправив Алексея вверх по реке, он сам с партией алеутов и промышленных двинулся вдоль морского берега. Ему не хотелось удаляться в глубину края. Океан был знаком, отсюда все же ближе казалось до Аляски. Океан был не только изведанным другом, он связывал его с Барановым. Он мог служить и защитой.
На второй день пути, перейдя речку по камням и перевалив горный кряж, Иван Александрович остановился со своим отрядом