писчие принадлежности, чернила и журнал с папкой бумаг. Устроились в знакомом мне уже кабинете бессменного дежурного врача Вольского. Сам хозяин кабинета отсутствовал по причине вечернего обхода, как объяснил нудный Киря.

— Садись, Петро и начинай сверку вот с этим журналом. И проверь карты госпитализированных. Список здесь, — Родин указал мне на стул врача, а сам, незаметно подмигнув, вышел за дверь. Конспиратор, хренов. Будто мне не известно, что ядро сопротивления подвизается именно в лазарете. А что, вполне удобно. И немцы лишний раз носа не суют. Особенно в шоковую палату или тифозно-туберкулёзный барак.

Старший писарь отсутствовал довольно долго.

Погрузившись в писанину и чтение историй болезни, я незаметно увлёкся. Взыграл, что называется, профессиональный интерес. Поэтому чуть не натворил глупостей, когда в кабинете стало тесно от быстро заполнивших его людей. Влетели гости без стука, плотно затворив за собой дверь. Я же остался сидеть в стуле, притиснутый столом к стене, а у моей сонной артерии замерла тонкий стальной кончик скальпеля.

— Ну здравствуй, Петро. Давно не виделись.

— И вам доброго здоровьица, товарищ Матвей! — как можно бодрее произнёс я, с облегчением улыбаясь и мысленно проговаривая заветную формулу: «Юстас — Алексу!». Всё-таки ждать и догонять — две большие разницы.

Глава 19

Важен не размер собаки в драке, а размер драки в собаке.

Ирвин Джонсон

В этой реальности я использовал формулу форсажа второй раз. Несмотря на поспешность и экстренную ситуацию, в режим вошёл плавно, без суеты. Никакого излишнего напряжения или спешки, как это не раз происходило в первую миссию.

Возможно, в первый раз адаптация аватара была недостаточно полной? Или, что вероятнее всего, качественно новый уровень способностей, который я смог оценить в последовавшие за словесным ключом мгновения, был результатом дополнительной коррекции нейротрона, о которой говорил Лукреций. Определённо, ощущения от использования способностей Воина помимо уже опробованных свойств Миротворца были потрясающие.

Из-за скоротечности столкновения я даже пожалел немного, что не смог их оценить в полной мере. Вышло как вышло: я продолжал сидеть на стуле, плотно заблокированный подпольщиками, ворвавшимися в кабинет дежурного врача. Мгновение назад они двигались очень быстро, а в следующую секунду застыли, будто мухи в янтаре. Я же чувствовал, что абсолютно не ограничен в движениях. И лишь лезвие скальпеля, прижатое к горлу, мешало мне начать действовать немедленно.

Скосив взгляд на державшего медицинский инструмент человека, я с удивлением узнал в нём Кирьяна. Лицо его было сосредоточено, взгляд выпученных глаз застыл…хотя, нет, совсем незначительное, едва угадываемое поступательное движение зрачков влево, туда, где замер, держась за край столешницы давний мой знакомец — старший политрук Краснов Матвей Фомич. На лице его застыла хищная улыбка. Справа же меня блокировал высокий чернявый мужчина с изрытым оспинами лицом и густо поросшими волосом руками.

Я аккуратно ухватил Кирьяна за запястье, сжимавшее скальпель, и отвёл его в сторону. Странно, но это стоило мне довольно изрядных усилий, как и попытка встать из-за стола. По ощущениям было похоже, будто я продираюсь сквозь плотную толщу воды. Вот как, оказывается, воспринимается воздух в режиме ускорения.

С удивлением я проводил взглядом медленно уплывающую вверх выломанную часть столешницы, мелкие щепки и куски краски ленивым фейерверком заполнили воздушное пространство между мной и Красновым. Все окружающие предметы, если только не касались моего тела, немедленно застывали в пространстве или начинали очень медленно двигаться по изначально приданным траекториям. Как тот же самый кусок столешницы. Даже воздух, будучи абсолютно прозрачным, в нескольких десятках сантиметрах у моего лица, на расстоянии метра мутнел и начинал искриться мелкими частичками, превращаясь в опалесцирующий туман. Словно моё физическое тело стало каким-то ускоряющим эпицентром, катализатором движения окружающих предметов.

Звуки, что доносились до моих ушей отовсюду, претерпели дикие искажения и невольно заставили морщиться от неприятных ощущений. Трение пенопласта по стеклу в сравнении с этим токсичным оркестром звучало убаюкивающей колыбельной.

Стараясь не думать о том, чего будет стоить моему аватару такой форсаж впоследствии, я переместился к двери, одним махом перепрыгнув стол и наклонившегося над ним чернявого волосатого детинушку. И немедленно оказался за спиной у захвативших меня подпольщиков. А в том, что это были именно они, я ни капли не сомневался.

Наверняка они пошли на столь решительный шаг, зная, что в лазарете им никто не помешает побеседовать с необычным гостем, но уже с позиции силы. Значит, и я могу действовать здесь, почти не скрываясь. Лагерное подполье шутить не любит, и этим людям следует показать, чего я стою. Но лучше бы, конечно, без смертоубийства и членовредительства. Всё-таки, будущие союзники.

Пара шагов, небольшое усилие — и сломанный пополам скальпель лежит на краю изуродованной столешницы. Несколько строго дозированных толчков в грудь — и мои самонадеянные захватчики медленно удаляются от меня в вязком мареве пространства к окружающим стенам.

Следующее действие получилось легко, стоило лишь мысленно сформировать цель. Выход из состояния форсажа, несмотря на мои опасения, прошёл также без серьёзных последствий. Никакой слабости или потери контроля над телом. Возможно, потому что я находился в нём не больше минуты по моему личному времени. Лишь взмокшая на спине от пота гимнастёрка, да лёгкое чувства голода и головокружение говорили о том, что я испытал серьёзную физическую нагрузку.

Я поспешил встать спиной к двери, которая, к счастью, открывалась во внутрь кабинета, и постарался заблокировать любые попытки её открыть, так как вокруг творился настоящий кавардак и на шум могла сунуться подмога. За дверью подпольщики могли вполне поставить человека, а то и двоих.

Трое моих захватчиков приземлились на пол с изрядным грохотом, попутно перевернув стул, тумбочку и свалив чайник. К счастью, не с кипятком. А на Кирьяна ко всему прочему обрушилось содержимое картотечного шкафа, вместе с запылённым графином воды.

Волосатый чернявый мужик с ошалевшим взглядом первым поднялся на ноги, выбираясь из-под стола, зло расшвыривая в стороны куски мебели, размахивая руками и ругаясь по-грузински.

Старший политрук с болезненной гримасой потирал шею, опасливо поглядывая в мою сторону и не пытаясь совершать резких движений. Похоже, товарищу Матвею хватило демонстрации для прочистки мозгов.

— Надеюсь, Матвей Фомич, мы сможем поговорить спокойно и не будем совершать дальнейших опрометчивых действий?

Интересно, кто там толкается в дверь? Семён? Или кто-то ещё, кого он успел посвятить в наш разговор? Краснов в лагере, как и я, всего два месяца. Вряд ли Родин побежал бы именно к нему. Это должен быть кто-то из «стариков». А Краснова просто отрядили прощупать меня, как старого знакомого. Вот