– Когда-то мне казалось, что это так, но в последнее время шахзаде стал слишком непредсказуем. К моему большому огорчению, я уже не в состоянии понять, что творится в его мыслях.

– Именно поэтому ты и решил заговорить со мной? – серьезно произнесла Гюльбахар. – Тебе нужна моя помощь?

Ее догадливость поразила меня не меньше ее откровенности, ведь за долгие годы во дворце я уже привык к недомолвкам и полуфразам.

– Вы правы, госпожа, – пришлось признаться мне. – Только слепец не видит, что рядом с вами Мехмед находит радость и успокоение. Вы целиком завладели его сердцем, и разве существует человек, которому он доверял бы больше?

Гюльбахар некоторое время молчала, наблюдая за сыном, который со смехом удирал от назойливой калфы[66].

– Так о чем ты хочешь попросить меня, Константин? – вновь поинтересовалась она.

Я оглянулся по сторонам. Маленький Баязид в окружении служанок играл во дворе, несколько стражников со скучающим видом бродили вдоль стен, садовник крутился вокруг кипариса, огромными ножницами придавая ему правильную округлую форму, слуги сновали туда-сюда с подносами – обычная дворцовая суета, но в этой суете и скрывалась главная опасность.

– Об этом лучше поговорить наедине, госпожа. Если это возможно.

Гюльбахар поняла меня с полуслова.

– Сегодня после заката не покидай своих покоев, – коротко сказала она. – К тебе придут…

– Мама! – Баязид радостно подбежал к Гюльбахар, и та, подхватив сына на руки, расцеловала его в обе щеки.

На этом мы расстались.

Весь следующий день я провел в трепетном ожидании, и едва солнце скрылось за горизонтом, в мою дверь постучали. На пороге стояла худая смуглая девушка, лицо которой прикрывал платок, и только наполненные страхом глаза, сверкали в темноте. Надо полагать, Гюльбахар предупредила несчастную о последствиях, если о предстоящей встрече узнает кто-нибудь еще.

– Идемте за мной, – прошептала девушка. – Госпожа уже ждет вас.

Я последовал за ней сквозь бесконечную вереницу запутанных и холодных коридоров. Вскоре я уже с трудом понимал, в какой части дворца мы находимся, но служанка, похоже, ориентировалась здесь свободно. Через какое-то время мы спустили в полуподвальные помещения, и моя спутница попросила подождать ее здесь. Оказавшись около одной из дверей, она тихо постучала и проникла внутрь, а спустя мгновение так же бесшумно выпорхнула оттуда, приглашая зайти.

Для встречи была выбрана маленькая комнатка для прислуги, которая, судя по всему, еще недавно использовалась в хозяйственных целях. Помещение освещалось лишь несколькими свечами и двумя медными масляными лампами. На расстеленном посреди комнаты ковре, среди подушек, сидела любимая наложница принца Мехмеда – его «весенняя роза». Шелка и драгоценности, подобранные со вкусом, лишь подчеркивали ее необычную красоту – естественную, но в то же время неповторимую и загадочную, что во все времена привлекала и покоряла мужчин. Шахзаде здесь не стал исключением.

– Садись, – пригласила меня Гюльбахар, указывая место напротив себя. – Здесь нам никто не помешает.

– Вы доверяете своей служанке? – спросил я, опускаясь на ковер и поглядывая на плотно закрытую дверь позади себя.

– Как себе самой, – ответила наложница. – Она была рядом еще задолго до того, как я оказалась в этом дворце.

После этих слов мне захотелось расспросить ее о прошлом, но я вовремя остановил себя – не для того я сейчас рисковал своей жизнью и репутацией этой прекрасной женщины. А Гюльбахар глядела на меня с доверчивой теплотой, словно моя жизнь представляла для нее какую-то ценность, и от этого взгляда я мигом позабыл обо всем, что хотел с ней обсудить. Этим вечером я собирался на разговор с властной, неприступной госпожой, которая упивается своей безграничной властью, но увидел лишь ласковую и нежную улыбку алых губ, открытое, приветливое лицо и еще что-то неуловимое в глубине ее глаз. Всего несколько секунд, проведенных в молчании, почему-то сблизили нас, сказали больше, чем слова. Мы будто знали друг друга уже много лет и дорожили внезапно подаренным временем.

– О чем ты хотел поговорить со мной, Константин? – нарушив затянувшееся молчание, произнесла Гюльбахар. В ее голосе было много теплоты и участия. Будто у матери, которая спрашивает своего сына о том, где он умудрился разбить коленку.

– Я пришел поговорить о Мехмеде, – без вступлений начал я. – Однако думаю, будет лучше, если мы поговорим о нас с вами.

– О нас? – Гюльбахар удивленно захлопала ресницами. – Что ты имеешь в виду?

– Оглянитесь вокруг, – развел руками я. – Что вы видите?

– Обычную комнату, – пожав плечами, ответила девушка.

– Комнату, которая чем-то похожа на темницу, – добавил я. – А за ее пределами находятся тюремщики, которые только и ждут, когда мы совершим какую-нибудь непростительную ошибку.

Гюльбахар опустила глаза на унизанные перстнями пальцы рук.

– Пусть так, – она вскинула подбородок. – Но что из того?

– Мы с вами оказались здесь не по своей воле, – продолжил я. – И при этом сумели подняться на небывалую высоту. Так высоко, насколько это вообще возможно для рабов и чужеземцев, привезенных сюда против воли. Но чем выше мы взлетаем, тем ужаснее будет падение. Подумайте, что отделяет нас от пропасти?

– Шахзаде Мехмед, – спокойно ответила Гюльбахар, не сводя с меня своих цепких глаз. В ее голосе стали заметны нотки нетерпения, однако я продолжал как ни в чем не бывало:

– Пять лет назад под Варной я впервые увидел смерть. С тех пор изменилось очень многое, но не проходило ни дня, чтобы я не ожидал увидеть ее снова в глазах принца. Пусть Мехмед мой спаситель, но он же и мой палач. Когда его благосклонность подойдет к концу, подойдет к концу и моя жизнь…

– Так ты боишься смерти? – напрямик спросила Гюльбахар, и я уловил нотку разочарования в ее голосе.

– Смерть – всего лишь отдохновения от земных забот, – ответил я. – И к тем, кто смирил свою плоть и успокоил сердце, она приходит как старая и добрая знакомая. Нет, вовсе не смерть страшит меня, но я боюсь, что настанет день, когда Мехмед не призовет меня к себе и не выслушает моего совета. Прошу, когда этот день настанет, будьте рядом с ним, постарайтесь отвратить принца от дурных поступков и смирить его нрав. Я знаю, что на это способны только вы.

Гюльбахар некоторое время молчала, а затем произнесла:

– Скажи честно, Константин, ты беспокоишься о благополучии Мехмеда или о чем-то другом?

– Я забочусь только о том, чтобы в будущем пролилось как можно меньше слез и чтобы война никогда больше не приходила на мою… на нашу землю.

Глаза Гюльбахар сверкнули. Кажется, мои последние слова тронули ее сердце.

– Кому, как не мне, знать об