называть холодной войной[909]. Несмотря на ряд опасных ситуаций (например, кубинский ракетный кризис) и несколько «опосредованных» войн (в Корее, Вьетнаме, Афганистане и в других регионах), прямой конфликт между двумя государствами удалось предотвратить[910]. Историки предлагают различные объяснения того, почему холодная война так никогда и не стала «горячей». Большинство упирает на страх ядерной катастрофы[911], некоторые подчеркивают географическую отдаленность США и СССР[912], третьи отмечают разведывательную деятельность, которая сводила к минимуму вероятность опасных недоразумений[913]. Многие вдобавок указывают на взаимное осознание ограничений, допускавших все виды соперничества, за исключением прямого конфликта[914]. Еще одним фактором, который позволил двум сверхдержавам избежать войны между собой, была культура сотрудничества в сфере ядерного оружия (от Договора ОСВ 1972 года до саммитов Рейгана и Горбачева в 1980-х годах). Встречи на высшем уровне не только снижали вероятность ядерной атаки, но и закладывали основу для доверия.

Со временем подход США – стратегия сдерживания, которую реализовывали на протяжении четырех десятилетий – принес свои плоды. Контраст между успехами рыночной демократии и внутренними противоречиями авторитарной командной экономики привел к постепенному краху советского режима. Не имея возможности выдавать одновременно «пушки и масло», Советский Союз распался в 1991 году, и главный мировой конфликт конца двадцатого века завершился без кровопролития.

Великобритания и Франция против Германии

Период: 1990-е годы – настоящее время

Правящая сила: Великобритания и Франция

Крепнущая сила: Германия

Предмет споров: политическое влияние в Европе

Исход: без войны

По завершении холодной войны многие ожидали, что заново объединившаяся Германия вернется к былым гегемонистским амбициям. Ожидания оправдались в том, что Германия вновь обрела политическое и экономическое могущество в Европе, но ее возвышение на сей раз происходило в значительной степени позитивно. Осознание того, что «ловушка Фукидида» ранее заманивала их страну в пропасть, побудило немецких лидеров искать новые способы утверждения силы и распространения влияния: через общий экономический порядок, а не через насильственное господство.

Когда канцлер ФРГ Гельмут Коль продавил воссоединение Германии по завершении холодной войны, лидеры статусных держав Европы – Великобритании и Франции – не одобрили перспективу нового появления могущественной Германии. Для многих стратегов разделение Германии по итогам Второй мировой войны являлось надежным решением «германской проблемы», которая стала причиной двух мировых войн. Тройная миссия НАТО в Европе, что неоднократно повторялось, заключалась в том, чтобы «отпугнуть Советы, привлечь американцев и подчинить немцев»[915].

Британские и французские опасения были вполне понятны: объединенная Германия оказывалась самой густонаселенной страной Западной Европы и самой крепкой ее экономикой. Потому-то французский посол в Германии в 1989 году утверждал, что воссоединение «приведет к рождению Европы, где будет доминировать Германия, чего никто не хочет, ни на Востоке, ни на Западе»[916]. Британский премьер-министр Маргарет Тэтчер высказала еще большую озабоченность, поделившись с президентом Джорджем Г. Бушем своими страхами: «Немцы получат миром то, чего Гитлер не смог взять войной»[917]. Чтобы отвести эту потенциальную угрозу, Тэтчер и президент Франции Франсуа Миттеран стали обсуждать возможность укрепления альянса между Великобританией и Францией. Миттеран, например, рассматривал «двустороннее военное и даже ядерное сотрудничество с Великобританией как противовес Германии»[918]. По словам бывшего дипломата и ученого Филиппа Зеликова и бывшего государственного секретаря США Кондолизы Райс, «европейцы, особенно французы, считали, что любое возрождение власти Германии должно идти рука об руку с созданием общеевропейских структур, которые помешают немецкому государству угрожать Франции»[919].

Как и предвидели европейские лидеры, Германия действительно смогла добиться лидирующего экономического и политического положения в Европе, заполнив собой тот вакуум, который остался после распада СССР. Однако, сколь ни парадоксально, это возрождение происходило мирным путем. С течением времени оно даже получило поддержку Великобритании и Франции. Как же вышло, что, если процитировать недавнюю реплику Генри Киссинджера, «спустя семьдесят лет после победы над немецкими претензиями на господство в Европе победители умоляют, в основном по экономическим причинам, чтобы Германия возглавила Европу»?[920]

Мирное возвышение Германии объясняется прежде всего ее стратегией опровержения подозрений европейцев за счет налаживания реального сотрудничества и укрепления взаимосвязей с бывшими противниками. А главное то, что немецкие лидеры сознательно предпочли не восстанавливать военное могущество, соизмеримое с экономической мощью страны.

Этот новый путь стал особенно очевидным, когда Германия достигла экономической гегемонии и сделалась доминирующим игроком на интегрированных рынках Европы, а также базирующегося во Франкфурте европейского Центрального банка. Как отмечает бывший министр торговли Великобритании Стивен Грин, Германия использует свою власть главным образом для определения политэкономии Европы: «Ни разу Германия не выказывала желания играть какую-либо стратегическую роль в международных делах такого рода, какие британцы и французы считают само собой разумеющимися»[921]. Стратегия интеграции, как пишет исследователь международных отношений Хельга Хафтендорн, «должна компенсировать для Германии прибыли во власти и суверенитете за счет обозначения важности интеграции этого потенциала в новую Европу, создания европеизированной Германии», а не онемеченной Европы»[922].

Важно отметить, конечно, что стремление Германии к экономической интеграции началось еще до воссоединения страны[923]. Кроме того, решение Германии отказаться от военной экспансии, сопоставимой с ее экономическим влиянием, несомненно связано с ролью Америки как гаранта региональной безопасности и стабилизирующей силы в Европе. Как бы то ни было, этот подход Германии оказался в конечном счете обнадеживающим для ее бывших противников и продемонстрировал новый этос, который политический аналитик Ханс Кунднани в книге «Парадокс германской власти» характеризует как «причудливую смесь экономической стабильности и военной сдержанности… В геополитическом смысле Германия теперь позитивна»[924].

Недавняя нестабильность, вызванная последствиями глобального финансового заявления и нашествием на Европу иммигрантов и беженцев из Сирии и с Ближнего Востока, поставили под сомнение целостность нынешней европейской системы – и немецкого руководства. Тем не менее, каково бы ни было будущее Европы, и пускай невозможно вспомнить другой случай в истории, когда Америка принимала бы на себя такие обязательства по обеспечению безопасности континента, стратегия Германии в критический момент передачи власти содержит полезные и важные уроки для тех, кто стремится избежать попадания в «ловушку Фукидида». Германия поняла, что увеличение расходов на оборону по мере экономического роста способно спровоцировать конфликт, а для преодоления глубокого недоверия между странами-соперниками необходимы постоянные жесты доброй воли. Благодаря стабильности, открытости, интеграции с бывшими противниками и готовности отказываться от традиционных демонстраций силы она благополучно ускользает от «ловушки Фукидида».

Приложение 2. Семь соломенных чучел

В академических дебатах ученые часто предпочитают нападать на соломенные чучела, а не оспаривать ту или иную гипотезу. Шаблон