армию, отправлявшуюся во Францию со времен экспедиции Генриха VI на коронацию в 1430 году. Сомерсет должен был пересечь Ла-Манш кратчайшим путем, избежав таким образом участи флота Бонвиля и высадиться в Шербуре, где он был капитаном. Далее граф должен был пройти через Нижнюю Нормандию, пересечь Луару и вторгнуться на территорию арманьяков, чтобы вести "самую жестокую и смертельную войну, какую только сможет". Главной целью экспедиции было выманить Карла VII из Гаскони, заставить его вступить в полевое сражение, устроить ему второй Азенкур или Вернёй, и таким образом заставить сесть за стол переговоров о мире. Даже если это не осуществится, довольно неубедительно объяснял Генрих VI Йорку, огромная английская армия послужит щитом между Нормандией и "противником"[595].

Такая стратегия уже давно имела своих сторонников в Англии. Глостер, например, последовательно доказывал необходимость увеличения численности войск в сочетании с мощным наступлением вместо войны на истощение, которую вели обе стороны. Самым красноречивым ее сторонником был лорд Фастольф, который сражался в качестве скромного эсквайра при Азенкуре, был произведен в рыцари-баннереты на поле битвы под Вернёем и с оружием в руках защищал английское королевство Франция непрерывно с 1417 года. Его знания, опыт и приверженность войне, а также долгая служба в качестве магистра двора Бедфорда и советника Бедфорда, Йорка и Глостера давали ему право на то, чтобы его мнение было услышано. Фастольф горячо возражал против принятия условий мира, предложенных в Аррасе, настаивая вместо этого, в словах, которые нашли отклик в миссии Сомерсета, "что с предателями и мятежниками следует вести другую войну, более острую и более жестокую". Он не был другом Бофортов, и его мнение заметно отличалось от стратегии, которую они теперь проводили, но он тоже выступал за политику выжженной земли на нормандской границе и за прекращение осадных войн, если только какое-либо место можно было легко взять[596].

Условия выдвинутые Сомерсетом для проведения этой кампании были удивительно смелыми. Перед подписанием контракта он должен был получить герцогский титул и первенство над Норфолком (который не проявлял никакого интереса к военным действиям), так что он уступал бы по своему статусу только Глостеру и Йорку. И для поддержания своего нового статуса он хотел получить 1.000 марок (350.000 ф.с.) дополнительного дохода, хотя эта сумма была сокращена до 600 марок (210.000 ф.с.), которые должны были быть взяты из доходов пожалованного ему Бедфордом графства Кендал. Командование Сомерсета должно было быть полностью независимым от Йорка, и он должен был осуществлять все королевские права в любых "странах, землях, городах, замках, крепостях и местах, которые он получит в пределах упомянутого королевства и герцогства и в других местах", включая право приобретать эти места для себя и своих наследников, распоряжаться ими по своему усмотрению и назначать кого захочет на все гражданские и военные должности. Сомерсет также должен был иметь все королевские права на военную добычу, вплоть до трети от их стоимости, которую капитаны могли требовать от тех, кто ее захватил.

Сомерсет также потребовал, чтобы, как и его собственный контракт на службу, 7-летнее назначение его брата на должность генерал-капитана и губернатора Анжу и Мэна было скреплено Большой печатью Англии, а не Франции, что означало бы, что тот больше не будет подчиняться Йорку, и когда этот срок закончится, или если Совет Йорка в Нормандии успешно отменит назначение, как он уже пытался это сделать, тогда Сомерсет должен был занять место своего брата. Он также хотел получить для себя графство Алансонское. Как следует из этих условий, Сомерсет был так же заинтересован в личном обогащении и старой схеме Бофорта по получению наследства Бедфорда во Франции, как и в защите Нормандии. Гасконь, похоже, вообще не фигурировала в его замыслах, разве что в качестве вспомогательного элемента плана побудить Карла VII отступить из герцогства, чтобы противостоять армии Сомерсета.

Сомерсет прекрасно понимал, что условия, на которых он согласился возглавить эту экспедицию, выходят далеко за рамки тех, к которым когда-либо стремились предыдущие капитаны. Они также были прямым вызовом авторитету герцога Йорка как генерал-лейтенанта. Сомерсет уже предупредил, что любые полномочия, предоставленные ему самому, будут неэффективны, "поскольку милорд Йорк обладает всей полнотой власти над всем упомянутым королевством и герцогством", и он отказывался служить, если не получит одобрения и "согласия" самого Йорка. (Ни он, ни его брат не служили во Франции после назначения Йорка генерал-лейтенантом, так что к этой угрозе не стоило относиться легкомысленно). Чтобы Йорку было сложнее отказаться дать свое согласия, Сомерсет убедил податливого короля написать герцогу лично, сообщив о новых договоренностях.

Чтобы не злить Йорка, Сомерсет получил громоздкий титул "лейтенанта и генерал-капитана нашего герцогства Гасконь и нашего королевства Франция в тех областях, где наш очень дорогой и любимый кузен герцог Йорк не осуществляет власть, данную ему от нашего имени". Это было настолько неопределенно, что в общем-то не имело смысла. Означало ли это, что если Сомерсет вернет Дьепп или Гранвиль, например, то эти места будут принадлежать ему, а не вернутся под власть герцогства и Йорка? Козырем Сомерсета было согласие короля на независимый статус его миссии, так чтобы никто "ни в этом королевстве, ни за морем" не мог приказать ему сделать что-либо, противоречащее его "собственной воле и намерениям"[597].

Одной из причин, по которой Сомерсет добился таких необычных уступок, было то, что 21-летний Генрих был искренне заинтересован в укреплении согласия между членами королевской семьи. Сам он еще не был женатый и был бездетным, не имел законнорожденных кузенов и плодовитые Бофорты были его ближайшими кровными родственниками, хотя их внебрачное происхождение от Джона Гонта лишало их права на трон. Генрих считал, что происхождение Сомерсета дает ему право командовать, несмотря на отсутствие у него военного опыта. Более весомой причиной было то, что кардинал Бофорт был готов профинансировать экспедицию — если ее возглавит его племянник. За три года с 1439 года он дал в долг всего 13.000 марок (4.55 млн. ф.с.), а для экспедиции Сомерсета он одолжил 20.000 ф.с. (10.5 млн. ф.с.), чтобы выплатить жалование армии за 6 месяцев, и 1.167 ф.с. (612.675 ф.с.), чтобы она смогла переправиться через Ла-Манш. Это была самая большая сумма, которую он когда-либо давал в долг за один год, и она превосходила 5.250 ф.с. (2.76 млн. ф.с.), которые составляли общую сумму всех других займов[598]. Слабость характера Генриха вновь позволила личным и фракционным амбициям его придворных восторжествовать над нуждами его Французского королевства.

Новость о назначении Сомерсета и необычной широте его полномочий была с тревогой воспринята Йорком и Советом в Руане, с которыми не посоветовались по этому важному вопросу, так близко затрагивающему интересы герцогства. В июне Йорк отправил солидную делегацию во главе с Толботом, Эндрю Огардом, казначеем Джоном Стэнлау и королевским секретарем Жаном де Ринелем, чтобы получить