в голове запустилась реакция, которую уже невозможно остановить. Воображение рисовало картины неподвижной Дукати, погруженной Наблюдателями в сон до тех пор, пока она им не понадобится, и периодически чередовало их с мрачным видео байка, на полной скорости слетающего с трассы и разбивающегося вдребезги со своим наездником.

Неизвестно, чем бы закончилось для Дукати сражение с собственным сознанием, но тут вдалеке, на самом горизонте, появился полосатый красно-белый купол циркового шатра. Возможно, и он тоже был всего лишь плодом бредящего воображения, но все же он дал Дукати зацепку, за которую она ухватилась и сумела на время остановить панику. Сначала она доедет до этого цирка и посмотрит, что там. А если не доедет, что ж, тогда у нее появятся доказательства того, что происходящее с ней нереально, и она будет думать, как ей быть.

Дукати еще ниже пригнулась к рулю байка и поддала газу.

* * *

Третье представление прошло гораздо быстрее – в каждом цирке осталось меньше артистов, а значит, и номеров, которые они могли показать.

Счет на грифельном табло давно перестали вести…

Циркачи были измучены даже не до предела, они давно перевалили за этот предел. Каждый оставлял на арене себя всего, без остатка, ведь только такое представление принимал цирк. Сделать это даже один раз за вечер – уже огромная нагрузка; неспроста цирки не давали два представления подряд, артистам требовалось восстановиться не только физически, но и морально. В этом же красно-белом шатре они уже дали два представления подряд, и если в мышцах, возможно, осталась какая-то сила, а в теле – нужная ловкость, то образный бензобак эмоций, необходимых для того, чтобы вложить в выступление все силы и всю душу, давно опустел.

Даже со стороны «Обскуриона» с «Инкогнионом» больше не слышалось полных энтузиазма возгласов при очередном удалении кого-то из соперников, потому что безнадежность ситуации дошла до всех. Они не перестанут выступать, пока не упадут замертво, а точнее, пока их не удалит. А до той поры, пока кто-то из артистов еще на ногах, цирк будет требовать от них выступления снова и снова.

Вот как решится исход этой страшной дуэли; вовсе не Пропавший цирк выберет самых достойных, это циркачи в гонке за победой уничтожат друг друга.

Кристина испытывала самое настоящее отчаяние. Она наблюдала за циркачами и так и не вывела никакой закономерности по поводу того, кого удаляет. Да, Кристина знала, что удаление – следствие того, что у человека закончился запас колдовской силы. Но почему он заканчивался?

Даже железная, построенная на страхе дисциплина «Обскуриона» начала давать сбой – уже несколько черных циркачей едва не сорвали свои номера, и ни убийственный взгляд Ронды, ни очки Джордана, следившие за провинившимися, не оказывали должного эффекта на циркачей.

От «Обливиона», и без того немногочисленного, осталось совсем мало артистов; не закрытая маской нижняя часть лица Франчески была исчерчена дорожками слез.

При взгляде на «Инфинион» казалось, будто число бронзовых механизмов-автоматонов прибавилось, но на самом деле это ряды артистов настолько поредели, что их бронзовые ассистенты стали куда более заметны.

Потери «Колизиона» были не столь многочисленны, но они были. Каждое удаление словно забирало с собой частицу души, а сердце болело все сильнее; Кристина начинала всерьез подозревать, что, если боль продолжит нарастать, она умрет от нее скорее, чем ее настигнет удаление.

«Обскурион» и «Инкогнион» тоже поредели, но все равно на первый взгляд казалось, что людей у них осталось больше, чем у других трех. Возможно, из-за того, что у них было сразу три цирковых амулета; Кристина видела, как Джордан обходил артистов, держа их в руках, но, как ни старалась рассмотреть, что за манипуляции он проводит, так ничего и не поняла.

Зажав в ладони круглый медальон с изображением девушки с кристаллом в руках, Кристина думала, что сделать, чтобы он помог им в выступлении. Судя по Джордану, что-то сделать явно можно, но что? К сожалению, информация, которую передал ей «Колизион», не содержала ничего, что могло бы ей подсказать, как поступить в этой ситуации. Поэтому все, что она могла, – это приложить медальон к круглой метке, которую он некогда оставил у нее на ладони, и надеяться, что он вот-вот начнет нагреваться. Но тот оставался раздражающе холодным.

Кристина едва ли заметила, как прошел их с Фьором номер на арене; она обратила внимание лишь на то, что фаерщик выглядел намного увереннее и бодрее остальных циркачей. Весьма впечатляюще, если учесть, что не так давно он вообще лишился своего дара, а когда тот вернулся, он не мог его в полной мере контролировать.

Снова вспомнилось предупреждение Дэнни о том, что с Фьором что-то не так, но Кристина слишком устала, чтобы по-настоящему об этом волноваться. Она смотрела на то, как артисты «Обскуриона» оглядываются друг на друга, ища того, у кого еще остались силы выйти на арену, одновременно отмечая про себя, что только окрик Ронды, сопровождаемый взглядом мозаичных очков Джордана заставляет троих ходулистов с мучительным усилием вставать на ходули и идти на арену.

Когда номер закончился, за кулисы вернулся только один, а на арене осталось две пары ходулей.

Кристина поискала глазами Риону, сейчас была ее очередь выступать.

Розоволосая жонглерша стояла возле самого занавеса, бессильно уткнувшись лбом в плечо обнимающего ее Вита, и ее плечи дрожали.

– Что такое? – подбежала к ним Кристина.

– Я не могу, Крис, – всхлипнула Риона, отрываясь от Вита, и протянула руки. Они так сильно дрожали, что было очевидно: она не сможет ни подбросить, ни поймать ни одного предмета.

– Черт… – протянула Кристина и оглянулась, чтобы найти кого-то, кто мог бы выйти на арену вместо нее. Но все циркачи вокруг были измотаны не меньше, никто не выглядел готовым выступить прямо сейчас.

Музыка, доносившаяся с арены, стала более требовательной: цирк недвусмысленно давал понять, что ждет на своей арене нового «гладиатора». Новую жертву.

– Может, если я выйду один и возьму несколько лампочек… – начал было Вит, но его перебил грубоватый голос метателя ножей.

– Ну да, и все так впечатлятся мужиком, стоящим, как столб, со светящимися лампочками в руках, что мы тут же выиграем дуэль, – издевательски сказал Кабар, а потом повернулся к своей бывшей ассистентке и спросил: – А ноги у тебя не дрожат?

– Что? – не поняла Риона.

– Ноги, спрашиваю, не дрожат? Только руки?

– Да…

Кристина нахмурилась, она тоже не поняла, к чему ведет Кабар. А у того в руках будто из ниоткуда появился нож, сверкнул яркой серебристой молнией в воздухе и снова исчез.

– Тогда, может,