возглавляемому, и в дальнейшем следовать лишь Моим указаниям», а 30 апреля из Ниццы давалось и самое «указание» объявлением «Положения о Корпусе Офицеров Императорских армий и флота». «Корпус Офицеров Императорских армий и флота, – говорилось в § 1 Положения, – образуется с целью произвести отбор достойных Русских Офицеров, верных Престолу и Основным Законам Российской Империи, и объединить их под Знаменем Законности для предстоящего служения Родине». Для «объединения под знаменем законности» учреждались особые приемочные комиссии, а в самом Корпусе, расширенном впоследствии военнослужащими вообще, намечалась иерархическая подчиненность, восходящая к самому Блюстителю.

То, что неявно пробовали создавать «объединенные монархисты», проводились теперь открыто, по строгому организационному плану. Формировалась не только армия, принявшая монархический лозунг, но подчиненная Блюстителю и враждебная «крамольному» Высшему Монархическому Совету, Императорская Российская армия.

Русской армии, связанной своей внутренней дисциплиной и ожидающей приказа своего Главнокомандующего, новый офицерский Корпус не коснулся почти совсем. Но в офицерских союзах, принявших монархический девиз, произошли значительные колебания. Кроме сомнений чисто идеологического порядка действовала и неприкрытая и грубая демагогия. «Кирилловцами» распускались слухи то о получении значительных денежных сумм, то о предстоящем походе. Слухи эти нервировали и без того изнервничавшуюся офицерскую массу, так как в том же манифесте 5 апреля говорилось: «Да усовестятся и образумятся упорствующие, да просветятся заблуждающиеся, и Родина предаст забвению их грехи и ошибки. Но недостойны места в будущей Императорской России те, кто и на этот раз, не вняв Моему призыву, не вступят на законный путь, продолжая свою разрушительную работу. Ни Царь, ни Россия не простят их преступлений перед Родиной и небрежения к Основным Законам и Божеской Правде».

Над обывателями повисла угроза – недопущения в Россию, в случае свержения большевиков и восшествия на престол законного Царя.

Вся зарубежная пресса отнеслась отрицательно к этому акту. В этом отношении было проявлено полное единодушие. Особенно резко выступило монархическое «Новое Время». В передовице от 22 апреля 1924 г. М. А. Суворин писал[33]:

«К этому манифесту – мы можем отнестись только отрицательно, и прежде всего потому, что он глубоко оскорбителен для каждого русского человека. Великий Князь говорит в нем всем тем, кто не внемлет Его призыву признать Его за вождя, что когда Он будет на престоле, то все эти ослушники Его желания не получат права возвращения на родину».

«Такой призыв, – говорил далее М. А. Суворин, – не похож на призыв Русского Монарха. Он не похож на призыв Минина и Пожарского. Он, как две капли воды, похож на призыв тех, кто сидит теперь на московском престоле.

Нет, мы не идем за Вами, Ваше Высочество! Мы русские люди не меньше, если не больше, чем Вы, Ваше Высочество. Мы не ходили на поклон к революции, – мы не на словах, а на деле показали нашу беззаветную любовь к нашей Родине. Мы пошли без зова, без принуждения, на защиту поруганной, – ни Вас, ни Вашего голоса не было с нами – и доказали на деле своими ранами, разорением, нищетой, нуждой и жертвами, беспредельными жертвами, всю глубину которых только Бог может видеть, эту любовь и преданность родной земле. И эта любовь руководит нами в изгнании, и только голосу Земли нашей мы послушны».

Статья эта, против «резкости» которой высказывались многие члены редакции, произвела огромное впечатление. Общая отрицательная оценка со стороны различных кругов отрезвила обывателя, готового поддаться под обаяние торжественных слов. Но внутренний раскол в монархическом фронте, хотя более медленно, но неуклонно продолжался. «Законопослушные» были гораздо сильнее в своих аргументах и последовательнее в своих выводах, чем «законоборцы». «Законопослушным» оставалось сделать только один последний логический вывод: он был сделан 31 августа 1924 г. новым манифестом о восшествии на престол «Императора Кирилла Владимировича».

* * *

Такой акт уже не мог не вызвать отклика в самой Императорской Фамилии. Великий Князь Николай Николаевич опубликовал письмо Государыни Императрицы Марии Феодоровны с оценкой этого шага. Государыня писала Великому Князю:

«Ваше Императорское Высочество,

Болезненно сжалось сердце Мое, когда Я прочитала манифест Великого Князя Кирилла Владимировича, объявившего себя Императором Всероссийским.

До сих пор нет точных известий о судьбе Моих возлюбленных Сыновей и Внука, а потому появление нового Императора Я считаю преждевременным. Нет еще человека, который мог бы погасить во Мне последний луч надежды.

Боюсь, что этот манифест создаст раскол и уже тем самым не улучшит, а, наоборот, ухудшит положение и без того истерзанной России.

Если же Господу Богу, по Его неисповедимым путям, угодно было призвать к Себе Моих возлюбленных Сыновей и Внука, то Я, не заглядывая вперед, с твердой надеждой на милость Божию, полагаю, что Государь Император будет указан нашими Основными Законами, в союзе с Церковью Православною, совместно с Русским Народом.

Молю Бога, чтобы Он не прогневался на нас до конца и скоро послал нам спасение путями, Ему только известными.

Уверена, что Вы, как старейший Член Дома Романовых, одинаково со Мною мыслите.

МАРИЯ. 21 сентября – 4 октября 1924 г. Хуадор».

Оповещая во всеобщее сведение об этом письме, Великий Князь Николай Николаевич писал:

«Я счастлив, что Ее Императорское Величество Государыня Императрица Мария Феодоровна не усумнилась в том, что я одинаково с Нею мыслю об объявлении себя Великого Князя Кирилла Владимировича Императором Всероссийским.

Я уже неоднократно высказывал неизменное мое убеждение, что будущее устройство Государства Российского может быть решено только на русской земле, в соответствии с чаяниями русского народа.

Относясь отрицательно к выступлению Великого Князя Кирилла Владимировича, призываю всех, одинаково мыслящих с Ее Императорским Величеством и мною, к исполнению нашего истинного долга перед Родиной – неустанно и непрерывно продолжать святое дело освобождения России.

Да поможет нам Господь.

Великий Князь НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ. 7 (20) октября 1924 г. Шуаньи».

Опубликованием этого письма и призывом объединиться Великий Князь Николай Николаевич совершил то давно жданное «выступление», к которому так стремились широкие зарубежные русские круги. «Выступление» это было совершено не в форме приказания, не в форме возложения на себя какого-либо звания, а только в форме широкого призыва, так как Великий Князь остался верен своему принципу – дождаться того времени, когда общие условия позволят это сделать. Для этого необходима была длительная работа.

Но для одной группы русской эмиграции – для армии – такие условия давно уже назрели. Отдавая приказания по армии, Великий Князь мог быть уверен, что они воспримутся именно как приказания, и что для возглавления Русской армии наступило время.

В соответствии с этим Великий Князь