Гифорт. — Крепость строилась с расчетом на оборону со стороны реки. Большая часть стены примыкает к самой воде.

— А что… — Маркус запнулся, не желая произносить слово «мятежники». Мятежниками были бесноватые, жаждущие крови фанатики в Хандаре. «Эти… совсем другие». — Что бунтовщики? Не пытались перекрыть переправу?

— Они держат у того берега пару лодок, но пока только наблюдают за пристанью. Не думаю, что им по плечу помешать прорыву с оружием в руках. Хотя как только они сообразят, что мы хотим вывезти отсюда штатских…

Маркусу не было нужды объяснять, чем это закончится. Неуклюжие баржи, битком набитые яростно сопротивляющимися узниками, и десятки гребных лодок и рыбацких яликов, которые неотвратимо окружают их со всех сторон… Ничего хорошего.

— Как там таран?

— Думаю, будет готов с наступлением темноты, а может, и чуть раньше.

Полдень давно миновал. Это означало, что у Януса, регулярной армии или бог весть кого остается всего четыре–пять часов, чтобы прийти на помощь гарнизону Вендра. Как только толпа примется молотить по двери тараном, Маркусу неизбежно придется принимать нелегкое решение.

— Яйца Зверя, — пробормотал он и со стоном потер глаза.

«Когда же я спал в последний раз? Двадцать часов назад? Больше?»

— Ладно. Так или иначе, нам нужен запасной план. Я хочу, чтобы вы взяли пятнадцать человек и… это еще что за черт?

Маркуса на полуслове прервал треск дерева, смешанный с оглушительным металлическим звоном — словно от души ударили в гигантский гонг. За этим последовал поток многоголосой ругани.

— Не могу знать, сэр, — сказал вице–капитан, — но звук доносился с главной лестницы.

— Пойду взгляну, в чем дело.

Он наскоро дал Гифорту прочие указания, тот откозырял и поспешно вышел. Капитан не без труда выбрался из кресла, скривился от ноющей боли в ногах, изнуренных многочасовой беспокойной ходьбой. Натянув зеленый мундир — уже изрядно измятый и пропотевший, — он направился к лестнице осторожным, почти старческим шагом. Каменные полы крепости не щадили торопыг.

Шум доносился снизу, и Маркус начал спускаться по главной лестнице, пока не обнаружил, что та перекрыта кучкой взмокших от пота и охрипших от брани солдат в черных мундирах Конкордата. Оставив где–то свои кожаные шинели, они с видимым трудом волокли из–за поворота лестницы какую–то громоздкую штуковину. Один из солдат налегал на самодельные веревочные стропы, а прочие, пыхтя, пытались приподнять махину снизу. Парой ступенек выше за всей этой возней наблюдал Росс, судя по всему, чрезвычайно довольный собой.

— Капитан! — резко окликнул Маркус. — Что это вы тут творите?

— А? — Росс обернулся на оклик, ухмыляясь до ушей. — Извините за шум, сэр. Мы кое–что обнаружили на одном из полузатопленных этажей.

— И что же это? — Из–за спин копошащихся солдат Маркус лишь частично мог разглядеть предмет их стараний.

— Пушка! Восьмидюймовая мортира, я полагаю.

Маркус похолодел.

— Я думал, здесь не осталось пушек.

И я так думал! Но эту, видимо, бросили, чтобы избежать лишних хлопот. Ядер тоже не осталось, но нам не составит труда соорудить пару картечных снарядов. Поставим ее прямо напротив входа. Когда мятежники своим чертовым тараном проломят дверь, их будет ждать веселенький сюрприз! — Росс радостно захихикал.

Маркус слишком хорошо представил себе, что произойдет. Он подозревал, что офицер Конкордата никогда собственными глазами не видел, на что способен пушечный залп.

— Но отдача… — слабым голосом начал он.

— Не беспокойтесь. Мы разместимся в главном зале и, когда втащим эту зверюгу наверх, установим ее на приличном расстоянии от нашей позиции. — Росс широко ухмыльнулся. — Знаете, сэр, я был встревожен не на шутку, когда вы отвели солдат со стен… но я не из тех, кто боится признавать свои ошибки. Донжон, безусловно, проще оборонять. Поскольку мятежникам доступен только главный вход, мы сможем отбиваться, пока не соорудим перед дверью баррикаду из трупов! — Судя по голосу, капитан с нетерпением ждал этой перспективы.

Видеть Росса в таком ликовании было непривычно и, по правде говоря, неприятно. Маркус пробормотал что–то уклончивое и почти бегом вернулся наверх, по пути высматривая Гифорта. Вице–капитан еще не вернулся, зато в комнате дожидался, нервно переминаясь, незнакомый Маркусу сержант в зеленом жандармском мундире. При виде Маркуса он встал навытяжку и истово отдал честь. Струйки пота текли по его лицу, заползая в складки обвисшего подбородка.

Прошу прощенья, сэр! — выпалил он.

— Что там еще? — рявкнул Маркус резче, чем намеревался, и сержант затрясся от страха. — В чем дело?

Извините, сэр! Не хотел помешать, сэр! Просто вышла заварушка с заключенными, сэр, пустяковая, сэр, но вы велели сообщать, ежели что…

— Что произошло?

Подняли шум в камере, сэр. В женской камере, молоденькие девицы. Говорят, будто могут нам помочь, и хотят потолковать с… — Сержант осекся и беспомощно огляделся по сторонам.

— Ясно. — Маркусу до смерти хотелось рухнуть в кресло, надвинуть кепи на глаза и на пару часов предаться отдыху. — Проведи меня к ним.

Прошу прощения, сэр, но они хотят видеть вице–капитана. Гифорта? — удивился Маркус. — Они объяснили почему?

— Нет, сэр.

— Гифорт сейчас, вероятно, внизу, на пристани, — сказал Маркус. — Идем. По пути кого–нибудь отправим за ним.

* * *

В казематах было все так же сыро, но теперь, когда в камеры принесли столешницы из главного зала, заключенным по крайней мере было где сидеть. Коридоры по–прежнему охранялись солдатами Конкордата, за самими камерами присматривали жандармы, и это заметно приободрило узников. Во многих камерах двери, под бдительным оком охранника, были открыты, и Маркус заметил пляшущие отсветы пламени: заключенные, тесно сбившись, грелись у огня.

— Сюда, сэр. — Сержант указал на камеру в самом конце коридора. Дверь ее была закрыта, рядом стояли двое охранников с мушкетами. При виде Маркуса они дружно откозыряли, затем один отпер ключом дверь и отступил в сторону.

— Наконец–то! — едва Маркус распахнул дверь, прозвенел девичий голос. — Я уже…

Он шагнул через порог, и звонкий голос осекся. В свете одинокого факела, что горел в кронштейне на стене, Маркус разглядел девушку лет восемнадцати, с каштановыми, изрядно спутанными кудрями и россыпью веснушек на юном лице. Она стояла между дверью и прочими узницами, которые тесно прижались друг к другу в темном углу камеры.

— Вы не мой… то есть вы не вице–капитан Гифорт, — проговорила она.

— Мое имя — Маркус Д’Ивуар, — отозвался он, — и я — капитан жандармерии. Все, что вы хотели бы сказать вице–капитану, можно изложить мне.

— Но… — Девушка оборвала себя, смолкла, сжав губы.

— Почему бы вам