Капли с сохнущих весел падали уже гораздо реже. Лоота села, резко повернула голову, бросила команду рулевому, полуобернувшись: возобновить движение. Счетчик ритма загудел, подчиняясь приказу. С борта соседней лодки кто-то нырнул в темную воду.

— Падаль за борт, — велела Лоота, указав на второго пострадавшего стража и молоденькую сирену. Усмехнулась и добавила, глядя в воду: — Акул я позвала.

— Лодка газура полным ходом спешит прочь, к северу, — виновато сообщила Ютэо, снова устроившаяся возле борта, на освободившемся после гибели гребца месте. — В ближнем проливе пусто, на воде только наши барахтаются. Их, как я понимаю, смяли таранным носом боевой лодки, но в большинстве люди живы и держатся.

— Не намекай на мои промахи, — устало ссутулилась Лоота. — Впереди акул нет. Погорячилась я, ну сказала, а делать-то не делала, да и не умею я звать этих тварей. Просто ощутила их за кормой… Рулевой! Разворот, идем к Ловушке. Одну лодку отослать с приказом принять на борт всех, кто попал в воду при крушении. Ютэо, ты не ощущаешь моря в Ловушке?

— С трудом, — виновато вздохнула сирин. — Там сплошные мели и скалы. Слишком все тесно и кучно.

— А я не слышу сирен, — горько и виновато призналась Лоота. — От собственной злости я изрядно оглохла. Надеюсь, к утру пройдет.

— Ты уж, деточка, больше так не дури, — ворчливо попросила сирин. — Мне спину прострелило, не отпускает. Я же храму вовсе неверна, как еще жива осталась… Я нашему сыночку помогаю, и никому более.

На корме шевельнулся сирена охраны, скользнул к Ютэо и сел рядом, бережно тронул пальцами спину, добыл целебную мазь. Спросил едва слышно, откроет ли сирин сознание, если он споет лечение. Лоота виновато присоединилась к целительству, изредка оглядываясь в сторону темных провалов воды в путанице каменного лабиринта Ловушки. Где-то там, в опасных мелких водах, затерялся Боу. Идти на больших лодках в Ловушку араави строго запретил… Значит, сыну придется искать друзей и бороться с врагами едва ли не одному. И где! Едва ли не в худшем месте всего западного морского пути по каналам Древа.

Ловушка Эха размером не превышает небольшой остров. Когда-то она наверняка и была таковым, но коралл, слагающий основу берега, по непонятным причинам стал гибнуть и разрушаться. Век за веком волны точили сушу, прозванную жителями соседних островов червивой. Иначе и не скажешь: вся изъедена ходами. Иногда надводными, порой — каналами разной глубины, местами — гротами, уходящими вниз, под поверхность. Надежно изучить Ловушку и составить полный ее план — невозможно. Каждый прилив и отлив меняют червивый остров. При низкой воде гроты становятся каналами, а каналы высыхают. Во время подъема уровня суша съеживается, тонет.

Ясным днем жители соседних островов решаются посещать Ловушку Эха, надеясь, что она оправдает свое название. Не только эхо накрепко вязнет в переплетении ходов и путанице скал. Рыба гибнет в быстро мелеющих приливных озерах. А на отливе обнажаются гроты. Порой штормы прячут в Ловушке весьма ценные следы кораблекрушений.

Ночью ни один здравомыслящий оримэо без крайней нужды не сунется в темные воды близ червивой суши.

Первым отказался от здравомыслия Тоими, еще вечером уверенно указавший рулевому своей малой лодки направление на Ловушку. Вода была высока, что весьма удачно. Лодка скользнула в скальный пролив и сгинула в тенях, растворилась.

— Для сирены гиблое место, — с дрожью в голосе шепнула жена Роола, прижимая к груди спящую дочь. — Здесь нельзя петь.

— Ваш муж мудрый человек, — так же тихо рассмеялся Тоими. — Он выбрал меня в хранители юной энэи, а я воспитывался в восточной крепости. Теперь могу без смущения признать, я был весьма буйным учеником, меня часто наказывали.

— Знаю. И что?

— В гротах петь опасно, — отозвался Тоими. — Но все мы, наказанные, не имели выбора. Акул надо отпугивать, ядовитых рыб отгонять, а съедобных — приманивать. Опять же, если постараться, голосом можно слегка вытянуть цепь. Так что я могу петь здесь сколько пожелаю. При должной осторожности.

— Редкий дар, — порадовался новости рулевой, позволив себе вмешаться в разговор. — Разрешите уточнить, а сирены газура будут петь?

— Едва ли они смогут совладать с эхом. Чаще меня на востоке наказывали только Боу, — охотно рассказал Тоими. — Он, кажется, даже научился снимать и позже снова надевать кандалы, голосом меняя то ли их форму, то ли размер, не скажу точно. Я справлюсь со сложным эхом, и наше дело не безнадежно. Держитесь широких каналов, не входите в те, своды которых смыкаются над головой. Будем кружить и ждать.

— Чего? — уточнил рулевой.

— Кого, так вернее спрашивать! Араави Граата, он на Гоотро, и он, уж не сомневаюсь, всегда узнает о бедах вовремя. Он обязательно спасет нас, — решительно заверил всех Тоими, слегка дополнив слова убеждением.

Молодой сирена провел руками по волосам и закинул голову, рассматривая темное небо. Старая луна, едва заметная в вышине, захлебывалась в зыбких водах ночи, она никак не справлялась с работой светил и не могла обозначить внизу врагов и друзей. Луна так отчаялась, что не отметила даже контур узких и опасных скальных коридоров. Тоими не сомневался, что до восхода прятаться будет несложно. А вот позже… Впрочем, сирена искренне полагал, что помощь подоспеет.

— Сперва мы изучим ближний кусочек Ловушки, — тихо шепнул сирена рулевому. — Время есть. Там, на большой воде за нашими спинами, две крупные боевые лодки. Они не войдут сюда, просто не поместятся! Станут совещаться и затем спустят почтовки с обладателями голоса и воинами.

— Самое большее — шесть малых лодок, — мгновенно подсчитал аоори, старший страж, соглашаясь с мыслью и прикидывая возможности погони. — Подойдя к кромке Ловушки, сирены попробуют погубить нас голосами.

— Именно. Потому не следует стоять на месте. Гребите без спешки, я должен подобрать удобное место для отражения их звучаний, — ничуть не расстроился Тоими. — Они, вероятно, раза два используют голос во всю силу и затем войдут в лабиринт. Сирены у газура не лучшие, на длительное сложное звучание их голосов не хватит. Подустанут — и тогда начнется самое интересное.

Тоими с удивительной для прочих беззаботностью напевал вполголоса, гладил воду и трогал влажные скалы, интересуясь движением отлива. Наконец он подал знак к остановке. Попросил загнать лодку в неудобный низкий грот под наклонной скалой, ловко спрыгнул на камни и стал взбираться вверх. Уселся на вершине округлой глыбы и снова запел, звук едва касался слуха, был он слаб, от его монотонности хотелось зевать. Еще казалось, что воздух больше не движется, уплотняясь, наполняясь прелой сыростью, тяжелея. На скалах выступила испарина, подтверждая повышение влажности. Онэи зашевелилась и недовольно забормотала во сне, ей стало душно.

Окончательно пробудил девочку вопль нескольких сирен, объединивших свои усилия. Звучание метнулось в Ловушку, протяжное и хлесткое, как удар плети. Купол духоты дрогнул, но не распался. Он выдержал и вторую волну звука, сберегая сидящих в лодке от навязываемых им приступа боли и отчаяния. Третий удар оказался так слаб, что его воспринял лишь Тоими, прочие не разобрали звучания.