Роб был человеком, который ценит разговор по душам, и он всякий раз поворачивал Труди на дорогу, ведущую к женскому монастырю святого Франциска, когда оказывался в тех местах. Он вряд ли смог бы четко назвать день, когда стал другом матушки Мириам Фероции. Сара вызывала у него физическую страсть, которая не стихала с годами и оставалась такой же важной для него, как еда и питье. Однако теперь она больше времени беседовала с пастором, чем с мужем. Еще во время дружбы с Маквой Роб понял, что для него возможно быть близким с женщиной без сексуальной близости. Теперь он снова доказал это с сестрой ордена Святого Франциска, женщиной лет на пятнадцать старше его, на чьем суровом, обрамленном капюшоном лице горели строгие глаза.

До той весны он виделся с ней крайне редко. Зима была умеренной и странной: шли проливные дожди. Уровень грунтовых вод незаметно повышался. Неожиданно выяснилось, что реки и ручьи уже почти невозможно пересечь, а к марту городок заплатил за то, что находится на участке между двумя реками — ситуация стала неуправляемой и привела к настоящему наводнению. Река вышла из берегов и хлынула на землю Коулов. Вода бурным потоком ринулась вперед, смыв баню и дом женщин. Гедоносо-те Маквы она пощадила, потому что он был построен на небольшом возвышении. Дом Коулов тоже был выше разлившейся реки. Но вскоре после того, как вода отступила, Роба вызвали лечить первый случай опасной лихорадки. Потом заболел еще один человек. Еще и еще.

Саре пришлось взять на себя работу медсестры. Она, и Роб, и Том Беккерман валились с ног от усталости. И вот однажды утром Роб приехал на ферму Гаскела и обнаружил, что заболевшего лихорадкой Бена Гаскела уже вытерли мокрой губкой и успокоили две сестры святого Франциска. Все «коричневые тараканы» вышли из монастыря и стали ухаживать за больными. Он сразу с большой благодарностью отметил, что они превосходные медсестры. Каждый раз, когда он встречал их, их было двое. Даже настоятельница ходила за больными с напарницей. Когда Роб раскритиковал ее за это, считая хождение парами глупой причудой, Мириам Фероция холодно, но убежденно объяснила, что возражения здесь бесполезны.

Он догадался, что они работали в парах, чтобы помочь друг другу избежать слабости веры и плоти. Несколько дней спустя, заканчивая рабочий день чашкой кофе в женском монастыре, он укорил ее, что она боится позволить сестрам оставаться в одиночестве в доме протестанта. Он признался, что для него такая позиция непонятна.

— Неужели это значит, что ваша вера настолько слаба?

— Наша вера сильна! Но мы любим тепло и комфорт не меньше, чем их любят другие. Жизнь, которую мы выбрали, уныла. И достаточно сурова и без дополнительной муки соблазнов.

Он понял. Он был счастлив принять сестер милосердия в соответствии с условиями, выдвигаемыми Мириам Фероцией, ведь их уход играл немаловажную роль в излечении больных.

Вопрос, который регулярно задавала ему настоятельница, сочился презрением:

— Неужели у вас нет никакой другой медицинской сумки, доктор Коул, помимо этой потертой кожаной штуки, украшенной толстыми иглами?

— Это моя Мее-шоме, сумка сауков. Ремни сделаны из «покрывала Иззе». Когда я ношу ее, я становлюсь неуязвимым для пуль, а мое присутствие помогает вырастить урожай и излечить больных.

Она изумленно посмотрела на него.

— Вы не веруете в нашего Спасителя, но принимаете защиту от языческого обряда индейцев-сауков?

— Ну, обряд ведь работает. — И он поведал ей о выстреле, который прозвучал, когда он выходил из амбара.

— Вы должны быть предельно осторожны, — предупредила она, наливая ему кофе. Пожертвованная им коза уже дважды рожала козлят, и оба раза — самцов. Мириам Фероция продала одного из козлов и каким-то образом приобрела еще трех коз, поскольку мечтала о сыроварне; но всякий раз, когда Роб Джей приезжал в монастырь, молока к кофе ему не предлагали: все козы постоянно либо были беременны, либо кормили малышей. Он обходился без молока, как и монахини, и со временем даже полюбил черный кофе.

Их разговор свернул на деловые вопросы. Он разочарованно узнал, что ее запрос не пролил света на личность Элвуда Паттерсона, и признался, что обдумывает один план.

— А что, если бы нам удалось внедрить своего человека в Верховный орден звездно-полосатого флага? Возможно, мы бы смогли узнавать об их действиях заранее и предупреждать их.

— И как вы себе это представляете?

Он много над этим думал. Для осуществления его плана требовался коренной американец, который бы, во-первых, не вызвал в ордене никаких подозрений, а во-вторых, был бы близок Робу Джею. Джей Гайгер не подходит, потому что ВОЗПФ, скорее всего, не примет в свои ряды еврея.

— Мой работник, Олден Кимбел. Родился в Вермонте. Очень хороший человек.

Она грустно покачала головой.

— То, что он хороший человек, только все ухудшит, потому что очень возможно, что вам придется пожертвовать им, да и собой тоже, если решитесь воплотить свой план в жизнь. Они чрезвычайно опасные люди.

Он вынужден был признать мудрость ее слов. И факт, что Олден стареет. Он еще может работать, но годы — не шутка.

И он слишком много пьет.

— Вы должны набраться терпения, — мягко сказала она. — Я и дальше буду наводить справки. А пока вы должны подождать.

Она взяла его чашку, и он понял, что пришло время вставать со стула епископа и уходить, чтобы она могла подготовиться к повечерию. Он собрал свою украшенную иглами дикобраза защиту от пуль и улыбнулся, увидев, каким ревнивым и гневным взглядом настоятельница наградила Мее-шоме.

— Спасибо, матушка, — сказал он.

38

Услышать музыку

Под получением образования в Холден-Кроссинге обычно подразумевалось следующее: на один-два семестра семья отправляла детей в Академию, чтобы они научились хоть как-то читать, решать простые примеры и плохонько, но писать. На этом просвещение заканчивалось, и дети вступали во взрослую жизнь сельскохозяйственных рабочих. Когда Алексу исполнилось шестнадцать, он заявил, что сыт школой по горло. Несмотря на то, что Роб Джей предложил оплатить его дальнейшее образование, он стал работать полный день на овечьей ферме, вместе с Олденом, а Шаман и Рэйчел стали самыми старшими учениками в Академии.

Шаман хотел продолжать учебу. Рэйчел была благодарна судьбе за то, что у нее есть возможность спокойно плыть по течению. Как за спасательный круг, она цеплялась за неизменный ход дней. Девочка была на три года старше и ходила в Академию дольше Шамана, но тем не менее они стали одноклассниками.

Что касается Дороти Барнем, то, если ей удалось хотя бы одному ученику открыть удивительный мир познания — это было для учительницы истинным счастьем. Она относилась к этим двоим как к бесценному сокровищу, щедро делясь с ними всем, что знала сама, и старалась узнать еще больше, чтобы поддерживать их интерес.

Шаман и Рэйчел теперь много времени проводили вместе за учебой. После уроков в Академии они немедленно переходили к занятиям по развитию речи. Два раза в месяц Шаман выполнял все упражнения перед учительницей. Иногда мисс Барнем предлагала внести какое-то изменение или новое упражнение. Она была в восторге от его успехов и радовалась тому, насколько полезен их союз с Рэйчел Гайгер.