У Гольдвассеров было две пухлых дочери: Роза, на год старше Рэйчел, и Клара, на три года старше ее. Когда Рэйчел была маленькой девочкой, она любила играть в игры (в «дом», «школу» и «взрослых») с девочками Гольдвассер, но в тот год, когда Рэйчел исполнилось двенадцать, Клара вышла замуж за Гарольда Грина, шляпника. Супруги жили с родителями Клары, и когда Гайгеры приехали на святые дни, Рэйчел обнаружила, что многое изменилось. Клара больше не хотела играть во «взрослых», потому что она действительно стала взрослой, Замужней Дамой. Со своей сестрой и с Рэйчел она разговаривала мягко и снисходительно, с милым постоянством ждала своего мужа, и ей разрешали благословлять свечи на Шаббат — честь, оказываемая хозяйке дома. Но однажды ночью, когда три девушки остались в большом доме одни, они выпили виноградного вина в комнате Розы, и пятнадцатилетняя Клара Гольдвассер-Грин забыла, что она солидная дама. Она рассказала Рэйчел и своей сестре о том, каково это — быть замужем. Она раскрыла им самые священные тайны взрослого женского общества, подробно останавливаясь на восхитительных особенностях физиологии и привычек еврейских мужчин.

И Роза, и Рэйчел уже видели член, но всегда в миниатюре: у младших братьев или кузенов, у младенцев в ванне — мягкий розовый придаток, заканчивающийся обрезанной кнопкой гладкой плоти с одной-единственной дырочкой посередине, через которую мальчики писают.

Но Клара, осушая бокал за бокалом и прикрыв глаза, с озорством описывала различия между еврейскими младенцами и еврейскими мужчинами. И, подбирая язычком последние капли на ободке бокала, она описывала превращение нежной и невинной плоти, когда еврейский мужчина ложится рядом со своей женой, и то, что впоследствии между ними происходит.

Никто не завизжал от ужаса, но Роза схватила подушку и обеими руками прижала ее к лицу.

— Это часто происходит? — спросила она приглушенным из-за подушки голосом.

Очень часто, подтвердила Клара, и обязательно — на Шаббат и в религиозные праздники: Бог сообщил еврейским мужчинам, что это благословение.

— Конечно, за исключением менструации.

Рэйчел знала о менструации. Это была единственная тайна, которую мать доверила ей; с девушкой такого еще не происходило, но она не стала признаваться в этом сестрам. Однако беспокоило ее другое — соотношение размеров восставшей плоти мужчины и здравого смысла. Она нарисовала в своем воображении ужасную картину и, повинуясь инстинкту, сцепила руки на коленях.

— Разумеется, — тихо заявила она, — сделать такое просто невозможно.

Иногда, надменно сообщила им Клара, ее Гарольд использовал чистое кошерное масло.

Роза Гольдвассер убрала подушку от лица и уставилась на сестру; в глазах у нее светилось недоверие к только что сделанному открытию.

— Так вот почему у нас так быстро заканчивается масло! — воскликнула она.

Следующие дни оказались особенно тяжелыми для Рэйчел. Они с Розой, столкнувшись с необходимостью расценить откровения Клары как ужасные или забавные, движимые стремлением к самозащите, предпочли считать их забавными. Во время завтрака и обеда, на которых обычно подавались молочные продукты, им достаточно было встретиться взглядами, чтобы взорваться смехом, таким глупым, что несколько раз их с позором отсылали прочь. За обедом, когда к женщинам двух семей присоединились мужчины, ей было еще тяжелее: она не могла сидеть почти напротив Гарольда Грина, смотреть на него и вести беседу — и не представлять себе это, намазанное маслом.

На следующий год, когда Гайгеры поехали в Пеорию, Рэйчел с разочарованием узнала, что ни Клара, ни Роза больше не живут в доме родителей. У Клары и Гарольда родился сын, и они переехали в собственный небольшой домик на крутом берегу реки. Когда они приходили к Гольдвассерам, Клара занималась ребенком и почти не обращала внимания на Рэйчел. Роза вышла замуж в июле прошлого года, за человека по имени Сэмюэль Бильфильд, который увез ее в Сент-Луис.

В тот Йом Киппур, когда Рэйчел с родителями стояли возле синагоги, к ним подошел пожилой мужчина по имени Бенджамин Шёнберг. Мистер Шёнберг носил высокий бобровый цилиндр, гофрированную белую рубашку из хлопка и черный галстук-ленточку. Он поболтал с Джеем о состоянии дел в торговле лекарственными препаратами, а затем начал вежливо расспрашивать Рэйчел о делах в школе и о том, много ли она помогает матери по дому.

Лилиан Гайгер улыбнулась старику и загадочно покачала головой. «Еще слишком рано», — сказала она, и мистер Шёнберг улыбнулся в ответ, кивнул, и скоро, сказав еще пару любезностей, удалился.

В тот вечер Рэйчел подслушала обрывки разговора между матерью и миссис Гольдвассер, которая сообщила, что Бенджамин Шёнберг — шадхен, сваха. Дело в том, что мистер Шёнберг устроил браки и Клары, и Розы. Ее охватил страх, но она немного успокоилась, вспомнив, что ее мать заявила свахе. Она слишком молода для брака, и ее родители это прекрасно понимают, сказала она себе, игнорируя тот факт, что Роза Гольдвассер-Бильфильд была старше ее лишь на восемь месяцев.

Всю осень, включая эти две недели, которые она провела в Пеории, тело Рэйчел изменялось. У нее появилась грудь. С самого начала она была настолько пышной, что иногда было тяжело удержать равновесие, и потому скоро девочке пришлось узнать о поддерживающих предметах одежды, о мышечной усталости и болях в пояснице. Именно в тот год к ней стал прикасаться мистер Байерс, сделав ее жизнь невыносимой, пока отец все не исправил. Когда Рэйчел рассматривала себя в зеркале матери, она успокаивала себя тем, что ни один мужчина не захочет взять в жены девушку с прямыми темными волосами, узкими плечами, слишком длинной шеей, слишком тяжелой грудью, бледной не по моде кожей и ничем не примечательными карими глазами, большими, как у коровы.

Затем ей пришло в голову, что мужчина, который согласится взять такую девушку, должен быть непременно уродлив, глуп и очень беден, и она понимала, что каждый день приближает ее к этому будущему, думать о котором она совершенно не желает. Она злилась на своих братьев и говорила им гадости, потому что они даже не догадывались, какие привилегии давала им принадлежность к мужскому полу: право жить сколько угодно в тепле и безопасности родительского дома, право ходить в школу и учиться без ограничений.

Менструации у нее начались поздно. Мать время от времени задавала ей наводящие вопросы, высказывая свое беспокойство тем, что этого до сих пор не произошло. Однажды днем Рэйчел помогала матери варить земляничное варенье. Внезапно живот у нее свело от столь сильной боли, что она согнулась пополам. Мама посоветовала ей проверить белье и оказалась права: у Рэйчел пошла кровь. Ее сердце колотилось как бешеное, но в общем она этого ожидала. К тому же все произошло, когда рядом с ней была мать, и она успокоила ее и показала, что надо сделать. Все было хорошо, пока мать не поцеловала ее в щеку и не сказала ей, что она стала женщиной.

Рэйчел зарыдала. Она плакала и не могла остановиться. В течение многих часов она была безутешна. Джей Гайгер вошел в комнату дочери и лег рядом с ней на кровать, чего не делал с тех пор, как она выросла. Он погладил ее по голове и спросил, что случилось. У нее так тряслись плечи, что это разбивало ему сердце, и он спрашивал ее снова и снова. Наконец она прошептала: «Папа, я не хочу выходить замуж. Я не хочу покидать ни вас, ни мой дом».