Джордж Клайберн здоровался с ним вежливо, но равнодушно, когда они случайно сталкивались в городе, словно они не встречались при совершенно иных обстоятельствах в темноте ночи. Побочным результатом сотрудничества стала возможность пользоваться обширной библиотекой Клайберна. Роб Джей часто брал оттуда книги и приносил их домой — в основном для Шамана, но иногда и для себя. В коллекции брокера была солидная подборка книг по философии и религии, но весьма незначительная — по науке. Роб Джей именно так и воспринимал ее владельца.

Прошел уже год с того момента, как он стал заниматься спасением негров. Клайберн пригласил его на встречу квакеров. Получив отказ, он смутился: «Я думал, вы могли бы счесть это полезным. Поскольку вы занимаетесь богоугодным делом».

Роб хотел было заметить, что он делал работу, нужную прежде всего людям, а не Богу. Эта фраза показалась ему весьма напыщенной, поэтому он промолчал, просто улыбнулся и покачал головой.

Он отдавал себе отчет в том, что его тайник — всего лишь одно звено, без сомнения, очень длинной цепи, но не имел ни малейшего представления о том, как выглядит остальная часть системы. Они с доктором Барром никогда не говорили о том, что его рекомендация по сути сделала Роба преступником с точки зрения официального правосудия. Единственными тайными связными были Клайберн и Каррол Вилькенсон, который всякий раз сообщал ему, когда у квакера появлялась «новая интересная книга». Роб Джей предполагал, что, когда беглецы покидали его убежище, их везли на север, в Висконсин, а затем — в Канаду. Возможно, их переправляли на лодке через озеро Верхнее. По крайней мере, именно такой маршрут проложил бы он, если бы отвечал за планирование.

Большинство беглых были мужчинами, но изредка Клайберн приводил женщину. Внешний вид поражал разнообразием, но одеты они все были в рваные тряпки. У некоторых кожа была такого оттенка, что казалась ему квинтэссенцией черноты, у других — густо-фиолетовой, цвета спелых слив, или гагатовой, как жженая кость, или насыщенно-черной, как вороново крыло. Случалось, что цвет лиц был не таким насыщенным, варьируя от оттенков кофе с молоком до поджаренного хлеба, по той причине, что его разбавляла бледность, приобретенная через гены угнетателей. Так, большинство тех, кого укрывал Роб в своем тайнике, — это крупные мужчины с крепкими, мускулистыми телами, но один был стройным молодым человеком, почти белым, и носил очки в металлической оправе. Он сказал, что он — сын домашней негритянки и владельца плантации в месте под названием Шривс-Лендинг, штат Луизиана. Он умел читать и был очень благодарен Робу, когда тот дал ему свечи, спички и старые номера Рок-Айлендских газет.

Как врач Роб Джей приходил в отчаяние, потому что люди находились у него в сарае слишком недолгое время и он не успевал их вылечить. Он сразу понял, что линзы очков светлокожего негра были слишком сильными для его глаз. Через несколько недель после того, как юношу увезли, Роб Джей нашел пару очков, которые, как он считал, подошли бы лучше. Когда он в следующий раз приехал в Рок-Айленд, то пошел к Клайберну и спросил его, не может ли он организовать передачу очков, но Клайберн недоуменно посмотрел на очки и покачал головой. «Вам следует быть более разумным, доктор Коул», — заметил он и ушел, не попрощавшись.

В другой раз в тайнике целых три дня жил крупный мужчина с очень черной кожей, и этого времени более чем хватило Робу, чтобы заметить, что несчастный возбужден и страдает от неприятных ощущений в животе. Иногда его лицо серело и выглядело больным, и у него был чрезмерный аппетит. Роб не сомневался, что у беглеца солитер. Он дал негру бутылочку с лекарством, но предупредил, что принять его следует не раньше, чем он доберется до цели своего путешествия. «Иначе ты будешь слишком слаб для путешествия, и кроме того, будешь оставлять за собой четкий след жидкого стула, по которому сможет пройти любой шериф в штате!»

Он будет помнить их всех, пока жив. Он искренне сочувствовал их страхам и переживаниям. И тому были веские основания: когда-то он и сам был беглецом; на его глазах разыгралась трагедия сауков, кроме того, он понял, что важной составляющей его тревог были члены его семьи и их положение.

Он давно уже нарушил требование Клайберна ни в коем случае не расспрашивать беглецов. Кому-то из них хотелось поговорить, а кому-то — помолчать. Как минимум, он пытался выяснить, как их зовут. Хотя юношу в очках звали Нерон, большинство имен были иудейско-христианского происхождения: Моисей, Авраам, Исаак, Аарон, Питер (от Петр), Пол (от Павел), Джозеф (от Иосиф). Он снова и снова слышал одни и те же имена, напоминавшие ему об историях, которые рассказывала ему Маква о библейских именах в христианской школе для индейских девочек.

Он проводил столько времени с разговорчивыми беглецами, сколько позволяла безопасность. Один мужчина из Кентукки уже убегал, но его поймали. Он показал Робу Джею свои шрамы, протянувшиеся через всю спину. Другой, из Теннесси, признался, что хозяин относился к нему не так уж и плохо. Роб Джей спросил его, почему же он тогда сбежал, и мужчина поджал губы и покосился в сторону, словно подыскивая ответ.

«Не мог дождаться юбилея», — сказал он наконец.

Роб расспросил о «юбилее» у Джея. В Древней Палестине каждый седьмой год пахотную землю оставляли под пар, давая ей восстановиться, в соответствии с предписаниями Библии. После семи шаббатных лет пятидесятый год объявлялся юбилейным, то есть святым годом, и рабам-евреям дарили свободу.

Роб Джей подметил, что следовать традиции юбилеев, конечно, лучше, чем держать людей в рабстве бесконечно, но едва ли ее можно считать настоящим проявлением доброты, поскольку в большинстве случаев пятьдесят лет рабства длились дольше, чем целая жизнь.

Они с Джеем очень осторожно говорили на эту тему, поскольку давно убедились в глубине различий своих убеждений.

— Ты знаешь, сколько рабов живет в Южных штатах? Четыре миллиона. То есть по одному черному на двух белых. Освободите их, и фермы и плантации, которые кормят аболиционистов на Севере, придется закрыть. А что делать с этими четырьмя миллионами? Как они будут жить? Во что превратятся?

— Со временем они станут жить точно так же, как живут все остальные. Если бы они получили хоть какое-то образование, то могли бы кем-нибудь стать. Фармацевтами, например, — сказал он, не в силах сдержаться.

Джей покачал головой.

— Ты просто не понимаешь. Само существование Юга зависит от рабства. Именно поэтому даже нерабовладельческие штаты считают помощь беглым рабам преступлением.

Джей наступил на любимую мозоль Роба.

— Вот только не надо рассказывать мне о преступлении! Африканская работорговля оказалась вне закона еще в 1808 году, но чернокожих по-прежнему берут под прицел, запихивают в суда, как сельдей в бочку, везут в Южные штаты и продают на невольничьих рынках.

— Ну, сейчас ты говоришь о государственном праве. Каждое государство и каждый штат создает свои собственные законы. И вот эти-то законы и имеют значение.

Роб Джей фыркнул, и на том разговор и закончился. Во всех остальных вопросах они с Джеем оставались близкими людьми и всегда поддерживали друг друга, но проблема рабства воздвигла между ними стену, о чем они оба сожалели.