Нии-но-Ама услышала разговор, обернулась и сказала:

— Не будь чурбаном, Мунэмори. Ступай повидайся с женой. Итак, Мунэмори снова забрался в карету, на сей раз в самом дурном расположении духа, и затрясся по ухабам, предвкушая расправу. «Если это очередной каприз, пусть пеняет на себя. Света белого невзвидит! А хотя бы и заболела — надо быть осторожнее!» Колеса и воловьи копыта скрипели по грязной мостовой, навевая глубочайшее уныние.

Когда же наконец повозка перевалила через поперечину ворот, Мунэмори выглянул в оконце. В усадьбе было темно, словно фонарей не зажигали, а изнутри доносился плач. Чувствуя, как сердце сковывает ужас, Мунэмори выскочил из кареты и ринулся в дом — тщетно слуги пытались остановить его, хватая за рукава.

Мунэмори вбежал в опочивальню и увидел там лежащее тело, обернутое в белый шелк с кровавыми пятнами по краям. Вокруг сгрудились плачущие служанки и монахи, выводящие сутры. При появлении хозяина все встрепенулись и посмотрели в его сторону.

Он упал на колени.

— Ч-что здесь случилось?

— Дитя… — простонала одна из женщин сквозь слезы. — Оно пошло слишком рано. Мы пытались помочь, но кровь… было так много крови….

У Мунэмори нахлынули слезы. С комом в горле, еле выдавливая слова, он спросил:

— А ребенок? Что с ребенком? Женщина лишь покачала головой.

— Нет! — закричал Мунэмори и бросился к телу, расталкивая сидящих. Он схватил завернутые в саван плечи жены и встряхнул ее. — Как?! Как ты посмела?! Мы же могли родить императора! — Тут Мунэмори упал ей на грудь и зашелся в рыданиях.

Его обступили слуги, принялись мягко оттаскивать за рукава.

— Господин, так нельзя! Оставьте заботы монахам. Вы ничего не могли поделать. Господин, вас никто не винит. — И Мунэмори дал себя увести в темный зал, где потом долго сидел и рыдал, утирая рукавом слезы. Слуги приносили ему чай и горячие освященные полотенца, чтобы очистить руки от скверны после прикосновения к покойнице. Мунэмори потребовал оставить его одного, что и было исполнено.

Собираясь мало-помалу с мыслями, он задумался над тем, что сказали слуги, — будто ему не в чем себя винить.

— Так ли это? — пробормотал он вслух. И в тот же миг уловил в воздухе запах гари. Подняв глаза, Мунэмори увидел бестелесную тень Син-ина, сидящую напротив него.

— Мунэмори-сан, — произнес призрак с царственным кивком. — О чем плачешь?

— Значит, этого ты хотел? — выкрикнул Мунэмори. — Это и есть та самая жертва, которая ничего мне не стоила?

— Когда мы договаривались, — протянул демон-дух, — твоя жена была для тебя пустым местом.

— Я снова к ней привязался!

— Откуда мне было знать, что так выйдет?

— А ребенок… Зачем ты его отнял? Призрак пожал плечами:

— Что в нем особенного? Заведешь другого.

Мунэмори сплюнул, схватил освященное полотенце и запустил им в Син-ина, но призрак уклонился без труда, так что оно жалкой тряпицей шмякнулось в стену.

— Желаешь расторгнуть сделку? — продолжил Син-ин. — Пожалуйста: уверен, отыщутся и другие желающие обеспечить Тайра великую славу. Я заметил, у тебя есть еще братья.

— Ну уж нет! — взревел Мунэмори, сжав кулаки. — Я свое отдал сполна, так что черед за тобой!

— Будь покоен, — отозвался Син-ин. — Свою часть уговора я исполню.

— Только попробуй обмануть, — процедил Мунэмори.

— Ой, чуть не забыл. Когда твоей сестре, императрице, приспеет рожать, ты проследишь за тем, чтобы ее отвезли в Рокухару. Надеюсь, не забыл еще, какое крыло подойдет лучше всего?

— Гостевые покои, — вяло проронил Мунэмори, — где вы обитали.

— Где я все еще обитаю — время от времени, — поправил его Син-ин. — Чтобы ничего не упускать из виду. С тех пор как Киёмори и Токико оттуда уехали, челядь до ужаса халатно относится к подновлению оберегов. А поскольку Энрякудзи все еще лежит в руинах, моей братии стало куда вольготнее находиться в столице. А все благодаря тебе.

— Рад услужить, — выдавил Мунэмори. — Но зачем?

— Что зачем?

— Зачем ей рожать в Рокухаре?

— А почему бы мне не поприветствовать нового родственника? Все первые люди почитают необходимым посетить императорские родины. Разве я не из их числа?

— В каком же качестве вы будете… их посещать? На мгновение глаза Син-ина сверкнули льдом.

— Неразумно слугам допрашивать господина. Со временем ты все узнаешь. — Затем его черты потеплели. — Однако приободрись, Мунэмори-сан, и береги себя. Скоро у тебя появится племянник — будущий император. — И, многозначительно усмехнувшись, призрак исчез. А Мунэмори со стоном бросился на пол, разрывая свои шелка в клочья.

Князь Киёмори бодро шагал по коридорам Рокухары, проверяя — всели в гостевом крыле готово к принятию императорского младенца. Меньшие Тайра, жившие там, были выдворены, иолы починены и натерты до блеска, а старые ширмы сменились новыми, из шелковой парчи с золотым шитьем. Их дополнили столики эбенового дерева и тика, лаковые сундуки с нефритовыми вставками. Своего череда ждала армия слуг, которую следовало нанять для ухода за монахами, жрецами и знатью, пожелавшими участвовать в родовспоможении. Надо было договориться со сборщиками риса в подвластных Тайра селениях, дабы обеспечить провизией всех новоприбывших. Мореходам Тайра был отдан приказ о доставке драгоценных мандаринов с южных островов и разнообразной рыбы. Затраты были колоссальными, но и у Киёмори достатка хватало. Кроме того, речь шла об императоре Тайра и он не скупился — по такому случаю все должно быть идеально.

Полы одежды липли к ногам от летней жары, но Киёмори не ощущал неудобства — знай указывал, где разместить светильники да вышитые экраны и как перепланировать сад, с тем чтобы ранней зимой он предстал перед императрицей и ее чадом во всей красе. Месяц за месяцем Киёмори ломал голову над приготовлениями, однако ни домашние, ни министры не выказывали беспокойства этой его одержимостью. Более того, все как будто сопереживали ему и всячески подбадривали, отчего у Киёмори то и дело мелькала мысль, что совет попросту рад от него отделаться.

Затея устроить императорские родины в Рокухаре исходила от Мунэмори.

— Если будущий император появится на свет в вотчине Тайра, кто посмеет потом усомниться, что он один из нас? — сказал он. — Кэнрэймон-ин твоя дочь, это неоспоримо. Как и то, что ты можешь ручаться за безопасность ребенка, ибо многие при дворе все еще питают к нам недобрые чувства.

Киёмори не нашел изъяна в сыновних доводах и с готовностью согласился. «В кои веки Мунэмори предложил что-то стоящее, — думал он. — Видно, утрата его так переменила: он образумился, научился трезво рассуждать. Быть может, из него еще выйдет толк».

Сигэмори и Нии-но-Ама, конечно, были против. Сигэмори предложил свой собственный особняк, на худой конец — усадьбу Го-Сиракавы, но Киёмори и слова не желал слышать. Как Токико ни увещевала его, говоря, что Рокухара населена нечистой силой, он оставлял ее послания без ответа — решил, что она хочет удержать дитя при себе на потребу Царю-Дракону.