Только она. Та самая девочка, что убивала себя в его собственной квартире, неостановимо. И он не знал, как на это повлиять, кроме как словами «если ты не прекратишь, я тебя оставлю». Грязная, мерзкая манипуляция, от одного привкуса которой на языке становилось гадко и что-то внутри резало, как осколками.

Беспалов ответил на слова Кифера:

– Что ж, хорошо. Но подумай сам, Кифер, что будет в этом театре с девицей, в которую ты пихал свой французский член, после того как ты ее тут оставишь.

Он целый день думал об этом, испытывая ужасную боль в висках. Казалось, куда бы он ни пришел, к чему бы ни прикоснулся, все менялось невосстановимо. Что-то ломалось и рушилось. Без него карьерный взлет Дияры был бы невозможен. Шадрин бы медленно тянул ее вверх, останавливая на каждой ступеньке из числа тех, что положено пройти, пока не займешь почетное место. В России вообще не любят неординарность. В нее попросту не верят и ломают под шаблон. Кифер считал это святотатством и с особым удовольствием рушил все условности. Но это правда: он уйдет, оставив всех в смятении, в раздражении и чуточку в восхищении, а она? Что будет с Диярой? Вероятнее всего, ей нужно будет подыскать место. К счастью, Поль знал, кто должен присутствовать на премьере, чтобы заметить Дияру Огневу и захотеть в свою труппу. Это легко устроить, особенно если потом должником останется Кифер. Да, так он и сделает.

Так Поль подумал буквально за день до спонсорского показа, после которого Шадрин поговорил с Диярой и все окончательно полетело к черту.

***

Щуплое тело бывшего танцовщика, который успел неплохо себя запустить, ударилось о стену с глухим, омерзительным звуком. Слишком гладкие блестящие губы, напоминающие вареники, оказались прямо перед глазами Поля Кифера, вызывая отчего-то острое желание оторвать их на хрен.

– Что на самом деле ты ей сказал, ничтожество? – прошипел Кифер в лицо Шадрину.

Тот несколько раз хрипло вдохнул, давя испуг во взгляде, но затем сумасбродство победило:

– Правду. Что, как только ты уедешь, никто не захочет работать с подстилкой хореографа, – сказал – и обреченно глянул на своего визави.

Никто бы не заподозрил в Поле Кифере человека сдержанного и уравновешенного. То, что тот слетает с катушек по щелчку пальцев, было очевидно.

– О ней печешься или о своем ненаглядном балете?

Пусть бы лучше он думал, что о балете. Тогда поводов ненавидеть Дияру у Шадрина было бы куда меньше. Ни к чему было кому-то знать, что Огнева стала его ахиллесовой пятой.

Эти двое с Беспаловым были заодно. Но если у директора обнаружился мозг, не позволивший сказать такое маленькой, больной и перепуганной девочке, то Шадрину гордиться было нечем. Или он настолько желал Полю провала, что готов был деморализовать нестабильную ведущую партию. Ради бога, соглашаясь взять Огневу в солистки, Кифер вовсе не собирался защищать ее от каждого постороннего чиха! И что из этого вышло? Он прислушивался к ее дыханию в ночи, проверяя, все ли с ней в порядке. А этот ублюдок…

– Еще раз откроешь при ней свой поганый рот – и ты пожалеешь. Ей не так давно исполнилось восемнадцать. Еще одна попытка на нее надавить – и некоторые люди могут заинтересоваться, как так вышло, что о болезни несовершеннолетней балерины театр начал заботиться без ведома ее родителей или опекунов. Твоему кукловоду Беспалову будет… нескучно.

Нужно было на этом остановиться, но Поль не удержался и с силой приложил Шадрина затылком о стену напоследок на глазах у спешащих их разнимать мужчин. Выбери ублюдок для своего маленького увлечения спиртным чуть более приличное место, и Поля бы уже давно выставили вон секьюрити. Но нет – повезло. Как и в том, что Шадрин оказался там, где, как знал весь театр, тот привык коротать свои жалкие вечера.

– Мужики, что у вас происходит?

Кифер знал, что стоит ему открыть рот и явить свой акцент, как разнимающие обязательно встанут на сторону Шадрина. Даже не потому, что тот вроде как пострадавший. А значит, разговор закончен.

– Ничего, – буркнул Поль.

На лицах собравшихся отразилось презрение. Кифер нечасто проклинал свое решение перебраться в Россию, где о толерантности слышали только по телевизору, и то не везде, но на этот раз – да.

– Проваливай отсюда, пока мы полицию не вызвали.

К удивлению Кифера, вместо самодовольства на лице Шадрина он увидел беспокойство. Это здесь за него вступились, а чего ждать в театре? Поль, конечно, не собирался применять силу там, но войну объявить – легко. И даже если он бы не вышел победителем, учитывая, что Кифер привык бить сильно и наверняка, а не исподтишка, Шадрину пришлось бы очень несладко. Отлично, что тот это понимал.

Кифер глянул на языкастого балетмейстера, ставя таким образом точку, развернулся и направился к выходу. Краем уха он уловил сочувствующее квохтанье над «своим».

Когда Поль вернулся в квартиру, внутри него все клокотало и кровь бежала по жилам быстрее. Стучала в висках, наполняла голову не теми мыслями. Дияре не следовало видеть его таким, она попросту не была готова увидеть изнанку человека, с которым жила в одном доме.

К счастью, она спала. Незнакомое щемящее чувство затопило Кифера. Срывая с себя опостылевшую, несвежую одежду, он не сводил глаз с призрачно-тонкой фигурки в своей постели. Она спала красиво, как героиня рекламного ролика. Длинная толстая перекинутая через плечо коса лишь привлекала внимание к вершинке груди, выглядывавшей из низкого выреза топа. Кровь из головы ожидаемо устремилась вниз, и мысли потекли в совершенно ином направлении.

Будить Дияру Поль не собирался. Скользнув в кровать позади девушки – от греха подальше, он приподнялся на локте и едва ощутимо провел пальцами по ее плечу. Видимо, получилось щекотно, потому что во сне Дия вздохнула и дернула рукой. Не проснулась. Поль почти уткнулся носом в изгиб шеи девушки и вдохнул ее запах. Нежный, головокружительный.

Те, кто обижал ее, пожалеют. Обязательно пожалеют. Подавляя желание прижаться теснее к неожиданно прохладному телу, Кифер обхватил ладонью косу. Волосы были вторым из его фетишей. После ног, конечно. Когда Дияра сидела, склонившись над тарелкой, Кифер старался концентрироваться на ее волосах. На том, как на них играет, бликуя, свет. Раньше они блестели, теперь – потускнели, выдавая ухудшение состояния. Но они все равно Полю нравились. Трогать их, нюхать, перебирать. Он поднес их к лицу, провел рукой, наслаждаясь мягкостью, до самой кисточки. Шелковистая прядь выскочила из ладони – и Кифер замер. С полминуты он смотрел на оставшиеся в кулаке длинные волосинки. Виски сдавило сильнее, чем раньше. Повторять трюк было страшно, но закрыть глаза на происходящее Поль себе не позволил. Он сжал косу Дияры сильнее и провел рукой еще раз. А затем – зажмурился. Слез с кровати.

Волосы он смыл в унитаз и отчего-то двинулся к раковине мыть руки. Щедро плеснув в лицо воды, он поднялся к зеркалу, едва себя в нем узнав. Ему было страшно и по-настоящему херово. Нужно было что-то делать, предпринимать. Нужно было ее вытаскивать, переключить внимание, что-то придумать. Что-то, кроме работы.