боялся вспугнуть лань. Руки у него были такие же тощие, как лицо, костистые. Длинные, плотные желтые ногти напоминали когти, кончики словно выкрашены охрой или испачканы красным вином – пятна въелись в них намертво…

Кровь, поняла вдруг Чеда. Но откуда? Чья?

Страх, который она так усердно подавляла, вернулся. Не высокий рост придавал Юсаму властности, не взгляд, но что-то иное, ощутимое, из самых глубин его существа.

– Поцелуй адишары жесток…

– Истинно так, – ответила Чеда. – Но благодаря уважаемой Заидэ мне гораздо лучше.

Он мимолетно улыбнулся и подошел ближе.

– Так почему же ты здесь, дитя? Откуда взялась ты среди священных деревьев?

Риа милосердная, эти глаза…

– Я приходила за лепестками.

Она чувствовала, что не выдержит. Что готова рассказать ему все. Еще немного, и…

– Для чего же тебе лепестки?

Чеда сглотнула. Как хорошо, что она последовала совету Заидэ и всю неделю отдыхала и пила отвратительные укрепляющие зелья, подозрительно похожие на отвары Дардзады. Чем дальше уходила боль, тем быстрее возвращался аппетит: она с удовольствием ела и хлеб, и хумус, и даже немного мяса.

Но даже теперь, практически здоровая, она чувствовала, что не выдерживает взгляд Юсама. Как мама смогла выстоять против них? Чеда так долго злилась на нее: за то, что ушла, за то, что ничего не добилась. Но теперь, стоя напротив Короля, она начала понимать, через что прошла мама, как многое ей пришлось поставить на кон, отправляясь той ночью на Таурият. А сколького Чеда еще не знала! Это понимание, чувство связи с мамой, придало ей немного уверенности.

– Вытяжка из цветов адишары хорошо продается в Шарахае.

– И кому же ты продаешь их?

– Зачем вам знать?

– Красть цветы священных деревьев запрещено, – резко ответил он. – Как и продавать отвары из них.

– Но этим десятки людей занимаются. Возьмете одного, на его место сразу же придет следующий.

– Имя.

– Нижайше прошу прощения, мой Король, но разве для этого вы меня позвали? Вы хотите узнать, гожусь ли я для того, чтобы стать Девой.

– И что? – бросил он.

– Я слышала, что вместе с черной саблей каждая Дева получает от Королей дар. Если примете меня, даруйте мне тайну имени того, кому я продавала лепестки. Для вас это малость, но для меня важно.

Он внимательно посмотрел ей в глаза, и Чеда почувствовала, как ее воля слабеет. Но не отвела взгляд.

Наконец Юсам моргнул и протянул руку.

– Что ж, Чедамин, если ты окажешься для нас бесполезна, я заберу и имя, и твою жизнь. – Чеда вложила руку в ладонь Короля. Его кожа наощупь была немного шершавой, будто подушечки кошачьих лап. – Как звали твою мать? – спросил Юсам, подводя ее к пруду. Чеда подумала, не солгать ли, но слишком многие в Шарахае знали мамино имя.

– Айянеш.

– Ее племя?

– Масал, – соврала она так же, как врала всегда мама. Она пришла откуда-то из пустыни, но никогда не говорила, из какого племени. На все вопросы отвечала только: «Скажу, когда подрастешь».

– О… – расстроенно отозвался Юсам. – А я так надеялся, голубка моя…

Сперва она не поняла, о чем он, но потом осознала: Юсам надеялся, что они родня. Ее затошнило.

– Увы, нет, ваше величество.

Он пожал плечами.

– На все воля богов.

– А из какого племени вы?

Это было тайное знание, но она понадеялась, вдруг Юсам в настроении об этом поболтать?

– Не из Масал, – коротко ответил он. – Кто же твой отец?

– Этого я не знаю, ваше величество, как вам уже доложили.

Король неприятно усмехнулся.

– Острый язычок. Смотри, сама не порежься.

Чеда заглянула в пруд, ожидая увидеть дно, но из чистой воды на нее смотрела бездонная тьма. Чеда схватилась за край, борясь с головокружением, подалась вперед…

Юсам схватил ее за плечи, не давая упасть.

– Зов колодца силен, особенно для юных. – Он потянул ее за запястье. – Преклони колени, дитя.

Чеда послушалась, неспособная оторвать взгляд. Краем глаза она увидела, что Юсам обошел пруд и встал на колени по другую сторону. Он склонился над водой, сжав каменный край до побелевших костяшек, и забормотал что-то себе под нос – Чеда не смогла разобрать ни слова, уловила лишь ритм. Бесконечное бормотание затягивало ее. Ей казалось, что Юсам смотрит не в пруд, а в ее душу, в ее прошлое и будущее, разбирает на части сердце, рассматривает каждую деталь – достойна ли эта девчонка стать Девой?

Чеду пронзил страх. Он ведь увидит маму, ее путешествия к Салии, вылазки к цветущим садам. Увидит, как Чеда делала то же самое и следила за Королями. И тогда все будет кончено.

Чем дольше она стояла там, скованная магией пруда, магией Королей, тем больше ей хотелось сбежать, вырваться отсюда. На мгновение Чеда все готова была рассказать Юсаму, только бы он перестал… но чей-то крик пронзил тишину, и волшебство рассеялось.

Сперва Чеда подумала, что это ее крик, ее страх, что она выдала себя перед Королями. Но нет – то кричал Юсам. Он вцепился в камни, сухожилия его натянулись, как тетива, лицо побелело. Наконец он с трудом выпрямился, смог сосредоточить на Чеде блуждающий взгляд. Его глаза покраснели, губы дрожали, словно он до слез сожалел о чем-то и при этом ужасно боялся. Чеда почувствовала неожиданное удовлетворение. Приятно было знать, что Короли чувствуют страх. Что она смогла напугать одного из них.

Но вот страх исчез, взгляд Юсама оледенел.

Настало время приговора.

– Прочь, – сказал он.

– Мой повелитель?

– Покинь это место!

Чеда встала, дрожа от возбуждения. Юсам отвернулся от нее, подумал, наверное, что она побежит выполнять его повеление.

Его ведь можно достать сейчас, подумала Чеда. Вонзить нож в спину. Убить Короля в его же дворце. Эта мысль взбодрила ее: он же все равно прикажет ее казнить, так почему не утащить его за собой в могилу? Боги свидетели, этого будет достаточно, чтобы отомстить, чтобы их с мамой жертва была не напрасной. Но стихи из книжки вдруг всплыли в памяти:

Пусть, самоцветами полна, сияет родина твоя,

Покрыты тайной письмена в горах родимых Короля.

Шипом пронзенный, ты восстал, и нету равных для тебя,

Но, облеченный в прах цветов, сойдешь в могилу ты, скорбя.

Эти стихи прочно врезались ей в память. Она знала – в них зашифрован способ убить одного из Королей, но которого? И как это сделать? Она знала, что нужно набраться терпения и искать ответы, но ее занимала не столько сама загадка, сколько то, что стихов было больше.

Айя сказала Салии,