— Да ладно! Слушай, позову-ка, Герика. Пусть полюбуется. Уж больно ты ему по душе пришлась!

Алла весело рассмеялась, а мне пришлось смутиться. Правда, ненадолго.

— Не берет, — сообщила она, вешая трубку. — Ушел, наверное, ведь Ленька скоро вернется.

— Ой, — всплеснула руками Вера Матвевна, — ушел Герик, точно! Зашел ко мне, говорит, принес Алевтине книжку интересную почитать. — Я удивленно изогнула брови, а та продолжила: — В комнату сам отнес, на стол положил. Вечером, говорит, сестре звякну....

Это что еще за книжку он мне принес? Но мои размышления прервала Алла, вздохнув так тяжко, что мы с Верой Матвевной дружно на нее оглянулись. Мысли о муже явно испортили Алле настроение, вслед за ней приуныли и мы.

— Слушай, — потрясла я ее за плечо, — не хочешь со своим встречаться, давай вместе к моему другу съездим, Ленька твой спать завалится, а там уж и вечер.

Алла задумалась, а потом кивнула.

— А он кто, этот Саша?

Я улыбнулась:

— Это надежный человек и красавец мужчина. Увидишь — упадешь.

— Да? — вроде бы ужаснулась -Алла. — А я с таким фингалом! Не поеду!

— Ладно тебе, — успокоила я ее, — тащи свою косметику, я тебя живо в божеский вид приведу.

— Такой-то бланш? — не поверила она. — Его если только пластырем заклеить!

— Слушай, — перебила я, — мне пару дней назад в два раза больше замазывать пришлось, и прекрасно получилось. А у тебя и не особо велик. Давай, дуй за косметичкой.

Но Алла не двинулась с места.

— Это тебе твой, что ли, удружил? — заинтересовалась она, тщетно стараясь отыскать на моей физиономии следы тяжких телесных повреждений. Я кивнула. — Не будешь ему звонить?

-Нет.

— Молодец, — с уважением протянула она, — я бы вот так не смогла. Меня бы беспокойство одолело. Мало ли, с квартирой что. Спалит, подлец, спьяну. А ты, значит, кремень-баба.

— Точно, — подтвердила я и быстренько перевела разговор на другую тему.

Через полчаса синяк Аллы приобрел вполне терпимый вид, Вера Матвевна одобрила результат теперь уже моих трудов, после чего повеселевшая Алла отправилась переодеваться. Я тоже направилась примерить обновки и, зайдя в комнату, сразу увидела на столе небольшую брошюру в яркой обложке.

«Умереть за любовь», — прочитала я название, полюбовалась на полуголую блондинку с томно закинутой головкой, пурпурную розу и окровавленный кинжал. — Ну, Герик!

Вскоре мы с Аллой стояли на троллейбусной остановке и болтали о разных пустяках. Я очень старалась вести себя естественно, но иногда непроизвольно начинала оглядываться. Однако троллейбус подошел быстро, мы загрузились, Алла шлепнула компостером, и мы сели на свободные места в начале салона.

— Наша следующая, — толкнула меня в бок Алла, и мы стали пробираться к выходу.

Сделав пересадку, мы еще минут пятнадцать тряслись на автобусе, пока наконец не увидели вывеску с названием нужной улицы.

— Вот он, — показала я на номер дома. — Нам сюда.

— Хороший у них дворик, — оглядывая свежевыкрашенные скамейки, сказала Алла, — у нас тоже давно пора все в порядок привести, так нет, все чего-то дожидаются.

На подходе к старой кирпичной пятиэтажке нас встретила маленькая рыженькая собачка. Она явно не собиралась признавать в нас своих, о чем немедленно известила всю округу истошным заливистым лаем.

Влетев на максимальной скорости в нужный нам подъезд, провожаемые лаем и недвусмысленной демонстрацией острых белых зубок, мы с Аллой переглянулись и рассмеялись.

— От горшка два вершка, а все туда же... — оглядываясь, сказала я. — А лифта-то нет. Ну, ладно, будем брать квартиру старым дедовским способом.

Поднявшись на самый верх, я направилась к двери с цифрой «семнадцать» и надавила на кнопку звонка. Отзываться никто не спешил, мы терпеливо разглядывали чёрный дерматин и переминались с ноги на ногу. Повторив попытку еще раз, я уже собралась позвонить соседям, как вдруг услышала за дверью медленные, шаркающие шаги. Кто-то молча остановился с той стороны двери, но открывать не торопился. Я позвонила еще раз.

— Кто там? — раздался едва слышный женский голос.

— Здравствуйте, — торопливо отозвалась я, — Александр Васильевич здесь живет?

Услышав за дверью то ли вздох, то ли вскрик, мы с Аллой переглянулись, и я почувствовала, как к горлу стремительно подкатывает тугой комок щемящего беспокойства. За дверью снова стало тихо.

— Ирина Михайловна, — забарабанила я в дверь, неожиданно вспомнив имя-отчество Сашиной мамы, — это Алевтина Георгиевна Сомова, Саша работал у нас... Мы с ним к вам заезжали, вспомните! Ирина Михайловна, откройте, пожалуйста!

Неожиданно открылась соседняя дверь, и на площадке появилась полная женщина в цветастом халате.

— Вам что нужно? — неприветливо спросила она, оглядывая нас с головы до ног.

— Мы к Александру Васильевичу...

Женщина глянула как-то удивленно и вдруг испуганной спросила:

— Она что, не открывает?

Я утвердительно кивнула, а женщина кинулась обратно в квартиру и через пару секунд показалась снова со связкой ключей в руке.

— Скорее, скорее, — приговаривала она, торопливо пытаясь открыть дверь Сашиной квартиры, — у нее сердце... Опять, наверно, с сердцем плохо...

Мы влетели в крошечный коридор и увидели Ирину Михайловну. Она сидела на тумбе для обуви, закрыв глаза и приложив руку к груди. Лицо ее напоминало белую маску, и если бы я не знала, кто передо мной, никогда не признала бы в ней веселую Сашину маму.

— Там, на столе, — махнула мне рукой соседка, — лекарство...

Я бросилась на кухню, а соседка вдвоем с Аллой осторожно повели Ирину Михайловну в комнату.

— Ира, врача вызвать? «Скорую», да? — Соседка тревожно заглядывала ей в глаза, но Ирина Михайловна отрицательно качнула головой.

Положив в рот таблетку, она осторожно выдохнула и показала нам рукой, чтобы сели. Торопливо рассевшись кто куда, мы наблюдали, как губы Ирины Михайловны медленно приобретают нормальный оттенок и восстанавливается дыхание. Наконец, облегченно вздохнув, поднялась со своего места чуткая соседка и, подойдя к Ирине Михайловне, погладила ее по плечу.

— Ну, Михайловна, вроде оклемалась?

Та кивнула и слабо улыбнулась. Потом она перевела взгляд на меня, на Аллу, снова на меня.

— Алевтина Георгиевна...— я закивала, — здравствуйте... Вы меня извините...

Тут она умолкла и вроде побледнела, я испугалась, что ей снова станет плохо. Соседка тем временем принесла ей воды, Ирина Михайловна глотнула и отставила стакан.

— Вы не знаете? — тихо спросила она, опустив глаза, а я начала медленно подрагивать, потому что такое начало могло означать лишь одно: поговорить с Сашей мне вряд ли удастся. И приблизительно представляла уже, что услышу, поэтому зажала ладони коленями, чтобы не тряслись. — Сашеньки... больше нет...