Не успел Валтор ответить, как где-то в соседних комнатах раздался звук открываемой двери.

— Похоже, я перехвалил твоих дам, — вздохнул король, поднимаясь. — Однако, они могли хотя бы постучать.

— Я подумал, что это лишнее, — усмехнулся вошедший в гостинную Элвир Торн. — Ты же знаешь, гвардейцы пускают меня к тебе без доклада.

— Ко мне. Но это покои королевы, — Валтор был не то, чтобы недоволен вторжением, скорее делал вид.

— Будто сложно догадаться, где ваше величество проводит свое утро.

Лотэсса вздохнула про себя, смиряясь с нарушенным уединением, но стоило ей увидеть за спиной Торна фигурку Альвы, как ее настроение тут же изменилось. Она поспешила к подруге и буквально потащила ее за стол.

Мужчины между тем, удалились в соседнюю комнату. Ну конечно, у них свои заботы. Стал бы Торн являться к королю на следующее утро после свадьбы, иначе как по делу. Что ж, она всегда знала, что Валтор не сможет принадлежать полностью ей. Вдоволь времени и свободы лишь у королей, подобных Йеланду…дважды покойному.

Тэсс подавила сожаления и сосредоточилась на Альве. От подруги исходило какое-то внутреннее сияние, всякий бросивший на нее взгляд легко угадал бы, что эта девушка счастлива. Счастье просвечивало даже сквозь бледность и сосредоточенное, немного напряженное выражение лица. Обращаясь к Лотэссе, Альва улыбалась, но было в ее улыбках что-то вымученное.

Тэсса встревожилась за подругу, не решаясь прямо спросить о причинах ее настроения. Что с ней? Следы вчерашней усталости? Или, может, все-таки не для каждой девушки первая брачная ночь такое уж счастье? Ясно, что Альва любит Торна всем сердцем, но все-таки что-то ее тревожит. Тэсс раздумывала, как лучше задать непростой вопрос, когда из-за приоткрытой двери раздались повышенные голоса мужчин.

— Я не хочу ей говорить, ты понимаешь? — Валтор, похоже, злился.

— Но ты должен, — Торн говорил тише, но Тэсса слышала и его. — Она имеет право знать.

Отчего-то Лотэсса сразу поняла, что речь идет о ней. Она резко поднялась и направилась к спорящим, не дав Альве удержать себя.

Распахнув дверь, она с вызовом уставилась на мужчин.

— О чем вы говорили?

— Лотэсса, у нас свои дела, — голос Валтора был непривычно чужим и отстраненным.

— Я уйду, если ты поклянешься, что эти дела никак не касаются меня. И принесу извинения.

— Тэсс, послушай… — теперь в голосе короля слышались просящие нотки.

Внезапная догадка ледяной стрелой пронзила сердце.

— Это касается Эдана, да? — голос срывался. — Он не пропустил бы мою свадьбу без веской причины. И как я дала заговорить себе зубы?! Что с моим братом, говорите!

— Энья Лотэсса, ваш брат жив, — бесцеремонно отстранив короля, Торн двинулся к ней.

Жив! В этом слове было облегчение и ужас. Что же такого должно было приключиться с Эданом, чтобы радоваться уже тому, что он не умер.

Альва неслышно подошла сзади и обняла Лотэссу.

— С твоим братом все хорошо, Тэсс, — без посторонних Альва обращалась к подруге по имени, — и с моим тоже. Оба живы и почти здоровы.

— Но что тогда? — она растерянно обводила глазами всех по очереди. — Что им угрожало? Что вообще произошло?

— Землетрясение, — глухо отозвался Валтор. — Почти на самой границе с Эларом. В тех краях никогда не случалось подобного.

— И вы мне не сказали! — Тэсс кипела от негодования. — Как вы могли скрыть такое?! Это же касается Эдана! Ты обманул меня, — она в гневе накинулась на мужа. — Наплел какую-то ерунду о том, что он не может приехать.

— Он и не мог, — отозвался король, отводя глаза.

— Не мог! Да я бы помчалась к нему, и никто бы меня не удержал. А вы держали меня в неведении, чтобы я улыбалась и любезничала на свадьбе. Так?

— Почти, — Валтор не стал спорить.

— Где он сейчас? И что с Нейри? — она только сейчас вспомнила о том, кто был ей дорог немногим меньше брата.

Король с Торном переглянулись, а Альва, все еще обнимавшая Тэссу вздрогнула.

— Что?! — отступивший было ужас, накрыл ее вновь. — Почему вы молчите?!

— Нам придется сказать, — Торн смотрел на короля.

— Я знаю, — глухо отозвался тот, — но, богини, как же это трудно…

Опять он пришел. Зачем они все приходят? Что им нужно? Неужели так трудно просто оставить его в покое? Что толку от власти, если никакие приказы не в силах подарить ему блаженное одиночество, не говоря уже о столь желанной смерти. Чего стоит власть над другими, если он не властен распоряжаться даже собой?

— Ваше величество…

— Оставьте меня, эн Эдан.

Как бы сейчас пригодился повелительный тон, который он выработал за недолгое время правления. Но вместо этого с его губ срывается полухрип-полушепот. Должно быть, поэтому его приказы спокойно игнорируются, и люди вокруг делают то, что считают нужным, а не то, что он им велит.

— Но, ваше величество, вы сами велели мне прийти.

В голосе Эдана Линсара слышна ставшая уже привычной печаль. Заранее оплакивает своего почти покойного короля. Что ж, о нем по крайней мере будут сожалеть, тогда как смерть Йеланда вызвала у всех лишь облегчение. Так себе утешение, конечно. Но других, увы, судьба ему не оставила. Жалкий обездвиженный кусок плоти, которому и дышать-то тяжко. За Гранью и то слаще, должно быть. Впрочем, он скоро узнает.

Но до того, как вечная тьма сомкнется над ним, нужно сделать что-то важное. Но что? Нейри привык, что моменты ясного мышления сменяются туманным маревом апатии. Второе состояние ему нравилось больше. Не в силах справиться с телесной болью, оно притупляло хотя бы душевную. Когда же наставало очередное прояснение, приходилось вновь мыслить, как король, отдавать распоряжения, пытаться хоть что-то уладить и спланировать. Ведь за этим, собственно, он и позвал Эдана.

— Да, точно, я звал вас, — как же тяжело говорить. — Пришло время решить самый главный вопрос.

— Какой? — голос Эдана звучал обреченно.

— Вы отлично понимаете.

Где-то внутри закипела злость. Не на Эдана, а на то, что приходится обсуждать такие вещи. Легко ли планировать свою смерть, когда тебе тридцать два года? Какими незначительными кажутся на этом фоне прошлые проблемы — тяжесть бремени власти, потеря Лотэссы, разрывавшая ему сердце. Теперь Нейри куда лучше понимал умирающего брата, готового отдать все, что имел, за одно лишь право жить дальше. А он — Нейри — был так жесток к брату, понятия не имея, что творится в душе умирающего. Что ж, теперь он знает. Судьба дала ему прочувствовать отчаяние и боль Йеланда на своей шкуре. Однако в отличие от брата, он не станет тратить последние часы утекающей жизни на слезы и жалобы. Есть дела поважнее.