Меж тем, гоня и рубя неприятеля, легкая конница ворвалась в турецкий лагерь и, разорив его, вместе с карабинерами возвратилась к пехотным каре. Донские полки Ивана и Григория Грековых вместе с арнаутами перекололи своими пиками множество противников. Уцелевшие рассыпались по полям, лежавшим за Тырго-Кукули лесом, были среди них и те, кто бежал с поля сражения при Фокшанах. Теперь, перемешавшись, все вместе стремились они спастись за речкой Рымник. «Я велел ей дать золотой мост, дирекция моя была важнее сего…»[836] – отметил в реляции полководец, указывая этим на то, что предпочел выпустить из рук часть вражеского войска, нежели нарушить диспозицию. Хороший пример для начальников, имеющих слабость отвлекаться от главной цели операции на второстепенные предметы.

Что же австрийцы?

Действительно, при таком расположении австрийские полки отвлекли на себя внимание великого визиря, и он двинул на них большие массы своих войск, а Суворов на какое-то время оказался вне поля их зрения и мог выполнять предусмотренный диспозицией фланговый обходной маневр[838]. Натиск турок был страшен:

Между тем из главного неприятельского лагеря у Мартинешти прискакало от 5000 до 6000 кавалерии, и они обрушились на наше левофланговое каре Смоленского пехотного полка полковника И. К. Владычина. Суворов, увидев это, немедленно приказал, чтобы полковник И. К. Шерстнев со своим каре Ростовского пехотного полка, шедшим в той же 2-й линии, выдвинулся вправо под косым углом для ведения перекрестного огня. Результат был великолепен:

В этих трех строках предстает перед нами отличный пример умелого маневрирования пехотными каре, взаимовыручающими друг друга, и комбинированной атаки пехотных каре и кавалерии на превосходящие, но неорганизованные массы противника. Бой этот, сопровождаемый непрерывным огнем, длился час. Австрийцы же были в схватке более двух часов. И хотя количество сил противника постоянно возрастало, успеха он не имел. Упорство неприятельской конницы объяснялось тем, что частично состояла она из «посаженных на конь янычар и арапов, коих в армии их было несколько тысяч»[843]. Около полудня боевой натиск турецких всадников ослабел, поле сражения покрылось мертвыми телами их товарищей, и эта неистовая в атаке конница начала отступать и отошла к лесу Крынгу-Мейлор. Там дислоцировалось 15 000 пешего янычарского войска и был недостроенный ретраншемент. Суворов же стянул разошедшиеся в ходе схватки каре на положенную дистанцию огневой поддержки, выстроил снова боевые линии. Более получаса отдыхали войска его прямо в поле, благо тут же оказались колодцы[844], и истомленные солдаты смогли утолить жажду.

В это же время принц Кобургский и его храбрые батальоны были снова атакованы неприятелем, усилившимся до 40 000 конницы. Левое крыло австрийцев было тесно окружено, но гусары, презирая опасность, снова и снова врубались в нестройные массы врага. Вдоль фронта отдыхающих русских войск возобновилась перестрелка. И тогда Суворов поднялся вместе с войском своим и, отбивая турок канонадой, двинулся вперед параллельно флангу цесарских войск. Турки выставили батареи, но русские под огнем всходили на пологие холмы, стремясь овладеть орудиями врага. Тот, не желая терять пушки, дважды прекращал огонь и увозил их в тыл, под защиту конных масс. По прошествии трех верст такого марша стал уже виден ретраншемент перед лесом Крынгу-Мейлор[845]:

С флангов кавалерии, от каре русской и австрийской пехоты, артиллерия обрушила на лес, кишевший турецкими войсками, равно и на ретраншемент, прежесточайший залповый огонь, и турецкие орудия были подавлены. Их пехота и конница заколебались и начали уступать Крынгу-Мейлорский лес. Минута была решительная. Суворов уловил это обостренной интуицией воина и отдал приказ: