это инсценировка вашей смерти. Джеймс Придли должен «умереть», ведь в ином случае его ждет печальная участь. Вы не можете вернуться к прежней жизни, прийти в «Аптеку Медоуза» и сказать своему хозяину, что никаких «Секретных прописей» не существует. Думаю, это известие вас огорчит, но господин Медоуз никогда не собирался выплачивать ваши долги или повышать вас. Мне доподлинно известно, что он планировал вышвырнуть вас на улицу сразу же, как получит прописи, предоставив вас агентам банка, которые тут же отправили бы вас в долговую тюрьму Браммл. Мне жаль, Джеймс, но вас списали со счетов в тот же миг, как поручили вам проникнуть в мою аптеку.

Между тем, возвращаясь к началу этого письма… Как я и писал, вас выбрали не случайно. Вы получите то, что заслужили, Джеймс: исполнение своей мечты — вы станете аптекарем. В этом есть своя ирония, потому что ваш вымысел с обретением наследства в виде аптеки в Раббероте обретет жизнь.

Дядюшка Людвиг (конечно же, он не умер) давно сетовал на то, что устал стоять за стойкой и поддерживать ежедневное общение с приставучими, утомительными посетителями. Он просил разыскать и прислать к нему кого-то из молодых Лемони на замену — кого-то, кому не стыдно будет передать управление аптекой. К несчастью, молодых Лемони, у которых нет своих аптек, не осталось. Кроме Лаймона. Но Лаймон, как вам известно, исчез во время крушения…

Вы станете Лаймоном Лемони, Джеймс.

Уверяю вас, я и правда хотел бы, чтобы Джеймс Придли отправился в Рабберот и встал за стойку «Полезных Ядов», но он не сможет этого сделать. Вы лучше прочих знаете, что безнадег не выпускают из города. На вокзале есть человек. Агент банка. Его не проведешь ни гримом, ни переодеваниями, и вот его-то и нужно обмануть — убедить, что вы не Джеймс Придли, а Лаймон Лемони.

Именно он — последняя преграда перед вашей свободой и, я надеюсь, счастливым будущем. От вас потребуется не просто притвориться моим кузеном, Джеймс, а по-настоящему стать им…»

Лаймон на миг оторвался от письма.

Все вышло так, как и писал Лемюэль. Стоило Лаймону Лемони появиться на вокзале с чемоданом, как с одной из скамеек зала ожидания поднялся человек. Он преградил ему путь на платформу и, представившись («Фелл. Агент «Ригсберг-банка», к вашим услугам), велел ему оставить свою затею и немедленно покинуть вокзал.

Лаймон Лемони попытался объяснить, что вышло недоразумение и что он никакой не Джеймс Придли. На что тут же получил ответ: «Не пытайтесь играть со мной в игры, мистер Придли. Вы знаете правила».

Лаймон показал документы, подтверждающие его слова, и продемонстрировал семейный фотоальбом, в котором была фотокарточка с его изображением.

Подобные свидетельства агента банка не убедили. Он сказал:

«Меня не раз пытались провести безнадеги, мистер Придли, и я знаю все возможные уловки. К тому же я хорошо помню ваше лицо — в картотеке Грабьего списка хранятся фотокарточки всех безнадег, и я запомнил каждый портрет во всех деталях».

Лаймон уже растерялся было, не зная, что предпринять, он уже во всех красках представлял, как его хватают и отправляют в Браммл, но тут как нельзя вовремя на вокзале появился душеприказчик Лемюэля, мистер Гришем. Он поинтересовался, на каком основании задерживают его клиента. Агент банка все объяснил, но адвокат профессионально сыграл недоумение вперемешку с возмущением.

«Вы спятили! — сказал он. — Вы приняли моего клиента за другого!»

«Нет, — ответил агент. — Это мистер Придли. Я знаю всех безнадег в лицо…»

Адвокат потребовал подтверждения из банка, и они направились к вокзальному приемнику пневмопочты. Агент отправил запрос. Вскоре пришел ответ — из банка прислали дело безнадеги 17-18-10-5-13-10.

Агент не поверил своим глазам. Запечатленный на фотокарточке человек был лишь отдаленно похож на Лаймона Лемони, и ко всему прочему дело перекрывал черный штемпель с надписью: «ДОЛГ СПИСАН»; внизу стояла причина: «В связи со скоропостижной кончиной безнадеги». Официальным лицом, подтверждающим это, значился констебль Т. Т. Тромпер.

Мистер Гришем удовлетворенно потер руки: «Раз уж мы разобрались с этим недоразумением, прошу вас оставить моего клиента в покое — его поезд вот-вот отходит».

Разъяренный агент банка все еще пытался спорить, но адвокат ледяным угрожающим тоном посоветовал не злить его, иначе он будет вынужден сообщить главе отдела по особым делам банка мистеру Ратцу о своеволии его подчиненного и намекнул, что тот вряд ли будет рад этому, учитывая обстоятельства. О каких именно обстоятельствах говорил мистер Гришем, Лаймон не знал — видимо, все это было как-то связано с имевшим место ночным ограблением банка.

Мистеру Феллу ничего не оставалось, кроме как сквозь зубы принести свои извинения и пропустить мистера Лемони на платформу.

Лаймон не представлял, как именно Лемюэлю удалось подменить фотокарточки в его деле — должно быть, кто-то из служащих Грабьего отдела был одним из посетителей аптеки — вероятно, из ночных. Кто знает, вдруг Лемюэль готовил для него какое-то особое лекарство — может, какие-то пилюли, чтобы совесть не мучила.

В любом случае обман сработал. Дело было закрыто, долг списан, а констебль Тромпер сыграл свою роль, даже не догадываясь, что сам являлся частью спектакля…

И вот он, Лаймон Лемони, сидит в купе отдаляющегося от Габена поезда. Едет в неизвестность, покидая родной город навсегда, оставляя прежнюю жизнь.

Лаймон дочитал последние строки письма:

«Я возлагаю на вас надежды, дорогой кузен. Не заставляйте меня разочаровываться в вас. Станьте тем, кем всегда хотели стать, — достойным аптекарем. Хочется верить, что я сделал правильный выбор. Теперь вы — один из Лемони. Ваше будущее и ваша жизнь отныне в ваших руках.

Прощайте, дорогой кузен. И постарайтесь обрести счастье.

Искренне ваш,

Лемюэль Лемони»

Лаймон сложил письмо и спрятал его в карман. После чего уставился в окно.

Что ждет его впереди? Как встретит его дядюшка Людвиг? Он будет строг или снисходителен? Как он отреагирует на Пуговку?

— Волнительно, — сказал, не отрываясь от книги, мистер Торнтон. Видимо, он комментировал что-то из прочитанного.

Лаймон Лемони кивнул. Сейчас то, что он сам ощущал, иначе как «волнительно» было и не назвать. Прежняя жизнь закончилась, начиналась новая.

В горле запершило, и Лаймон кашлянул в кулак.

Поезд чуть покачивался, колеса стучали по рельсам, шторы на окне едва заметно подрагивали. На ладони Лаймона Лемони осталось несколько черных пылинок. Он не обратил на них никакого внимания.

Конец.