chitay-knigi.com » Разная литература » Красное небо. Невыдуманные истории о земле, огне и человеке летающем - Василий Олегович Авченко

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 82 83 84 85 86 87 88 89 90 ... 103
Перейти на страницу:
войне. Не на это ли намекает Колесников? Он рассыпает по тексту детали-подсказки. Вот лётчица Лана переучивается с Ла-9 на «миг» – чёткое указание на Корейскую войну: на начальном её этапе действительно применялись поршневые истребители, быстро выбитые пилотами ООН. Или вот: война зашла в тупик, «мадам А» – атомная бомба – Запад не спасёт, «ибо есть она и у русских». Это опять же чёткое указание на время – рубеж 1940-х и 1950-х. «Если по протяжённости фронта и охвату территорий эта война была маленькой, то по насыщенности людскими массами, оружием, качеству этого оружия она не уступала большим войнам… В воздухе это была война реактивных самолётов…» – пишет Колесников, и специалист с ходу определит: это – о Корее. Но имена пилотам «мигов» Колесников даёт не китайские или корейские, а скорее вьетнамские или индусские: Бангу Чар, Раби Синг – снова маскировка, снова камуфляж. Река Ялу в «Долине мигов» названа Лу. Зато в деталях автор точен – личный опыт не спрячешь и не подделаешь. Пороховая копоть, прихватившая «миг» от носа до хвоста после стрельбы из трёх его пушек, пластмассовая бомба с насекомыми – биологическое оружие доктора Сиро Исии, домики, сооружённые из самолётных ящиков… Последствия применения напалма: «Джонни прошёл через пепелище и не нашёл не только следов жизни, но и следов смерти».

«Долина мигов» очень кинематографична – может быть, в том числе и потому, что не блестяща с литературной точки зрения (средняя проза чаще становится основой для киношедевра, чем выдающаяся – слишком многое теряется при конвертации большой литературы в кинематографию). Но фильма по ней не сняли – и сколько же их таких, не отражённых большой литературой и большим кино войн! Широкий читатель знает об Отечественной войне 1812 года прежде всего из «Войны и мира», а не из монографий, круг читателей которых дико узок. События, не отражённого художественной литературой, как бы не существует совсем. Оборона Камчатки от англичан и французов в 1854 году, взятие Пекина армией генерала Линевича в 1900-м, афганские походы РККА, конфликт на КВЖД 1929 года… Своих «Севастопольских рассказов» или «В окопах Сталинграда» об этом не появилось, и события оказались отодвинуты на периферию, о них знают лишь специалисты. Мы не слышали о наших асах Корейской войны. Не знали, чем занимались наши военные в Африке и Латинской Америке. Не читали о том, как пенсионер-пограничник Карацупа налаживал охрану рубежей Вьетнама и учил вьетнамцев джигитовке, а пилот Нгуен Ван Кок (11 побед на истребителе МиГ-21ПФ, включая два сбитых беспилотника) учился летать в СССР…

В нашей литературе Корейская война самым краешком появляется у Рувима Фраермана и Романа Кима, но сами они в ней, понятно, не участвовали. Что-то переводилось на русский: повесть китайских авторов Юань Цзиня и Кун Цзюэ «Спаянные на жизнь и смерть» (Воениздат, 1954), роман Фэн Ханя «Восточный фронт» (Воениздат, 1959), сборник рассказов северокорейских авторов «На переправе» (Воениздат, 1960). В издательской аннотации к сборнику сказано: «В одних рассказах описаны реальные факты и приводятся подлинные имена, в других – образы патриотов выведены под вымышленными именами, но всё, о чём говорится в сборнике, отражает реальную жизнь, действительные события 1950–1953 годов». Как говорится, знающий поймёт. О подвигах китайских добровольцев говорить было можно, подвиги советских замалчивались.

Единственный советский участник Корейской войны, написавший о ней художественные книги, – Лев Колесников. Они, к сожалению, не прозвучали должным образом. Снаряды ушли в небо и разорвались где-то далеко.

Не писать Колесников не мог. Его исповедь замаскирована под непритязательную беллетристику, боевик на антиимпериалистическую тему. На самом деле это были закамуфлированные, как «миг», мемуары, сдавленный крик души. В «Прощании славянки» он снова пересказывает собственный армейский и небесный опыт, выведя себя под фамилией Скворцов. Переучивание на реактивные машины, намёк на Корею: в часть приезжает генерал и говорит, что подбирает пилотов для «работы в особо сложных условиях», едут только добровольцы, аэродромы – полевые, срок – год. Лев описывает бои, происходящие непонятно где, над какой-то границей. Снова изображает ведущего пары Валико Берелидзе, только в прицелах – не «сейбры», а «мессершмитты»…

В аннотации к роману «Акция устрашения» говорится: действие происходит «в одном из государств Юго-Восточной Азии, народ которого ведёт борьбу с реакционным марионеточным режимом, поддерживаемым империалистическими кругами США». Здесь снова «миги» – неясно, какой именно марки, снова лётчики с азиатскими именами, противостоящие лётчикам с англосаксонскими… Судя по ряду деталей – командира полка зовут Нгуен, у лётчиков имеются противоперегрузочные костюмы, самолёты вооружены управляемыми ракетами, в России уже запускают спутники, страна, в которой идёт война, вытянута вдоль кромки длинного полуострова, по джунглям на боевых вертолётах носятся «зелёные береты», – здесь описана Вьетнамская война. Но в кочующих из книги в книгу деталях – воюющий у противника «чёрный капеллан», нюансы пилотажа и катапультирования – угадывается личный корейский опыт Колесникова, который он вынужден передавать выдуманным лётчикам Вану и Миню, потомкам Ли Си Цына.

Художественные произведения такой камуфляж допускали, но у Колесникова горела душа назвать всё и всех своими именами. Лётчики Великой Отечественной печатали воспоминания тоннами. Писали об Испании, о Монголии, Маньчжурии, а нам – молчать? Не иметь права сказать, за что получен боевой орден?

Самиздат и тамиздат, спасавшие диссидентов, были для Колесникова, правоверного советского человека и офицера, равно невозможны и неприемлемы. Оставалось одно – ждать и писать в стол.

Фадеев в последние годы жизни хотел писать, но не мог. Колесников мог, но не имел возможности отдать текст в печать. Фадеев застрелился, Колесников не дожил всего нескольких лет до возможности любых публикаций и тех же нескольких лет – до крушения страны, которой служил.

К рубежу 1980-х и 1990-х печатать разрешили всё – от чернухи до порнухи. Всё стало можно, но всё стало не нужно. А Колесникова уже не было на этом свете.

Ещё в 1970 году он закончил автобиографическую документальную повесть «Голубая, очень голубая, удивительно голубая река». В конце указано: «Приморье – Волгоград. 1954–1970 годы». В столе эта рукопись пролежала несколько десятилетий. Точнее, не в столе, а на антресоли волгоградской квартиры Колесникова.

В 2009 году она увидела свет в волгоградском ГУ «Издатель». В 2013 году была переиздана в сборнике «Под крылом – Ялуцзян. 224-й ИАП в Корейской войне», который выпустил в Москве фонд «Русские витязи». Первая половина – колесниковская «Голубая река», вторая – история боевых действий 224-го полка, изложенная исследователями воздушной войны в Корее Сергеем Вахрушевым и Игорем Сейдовым. Книга вышла небольшим тиражом, едва ли кто-то, кроме фанатов авиации, её прочёл и заметил. Издание, собственно,

1 ... 82 83 84 85 86 87 88 89 90 ... 103
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности